В либеральных кругах репутация шефа Фонда была испорчена, особенно после скандала с американским оружием в Иране, когда Рейган сдал своих бывших помощников общественности – дескать, было дело, но я ни при чем… Однако Рис Эрлих на эту тему долго не комплексовал. Надо было всего лишь освежить круг общения, сменить партнеров по игре в гольф и теннису, взять в привычку посещать клубы и рестораны, куда не ходят политические белоручки. «Красношеи», или консерваторы-патриоты, приняли Эрлиха как родного, а он, наконец, окончательно обрел себя в системе непримиримых борцов против всего коммунистического и вообще всего не американского.
Павлу Семенову надлежало проникнуть в эту систему и принять участие в ее разрушении. Способ проникновения – рекомендация от сотрудника советской разведки, столь изящно втершегося в доверие к господину Эрлиху, что тот всерьез рассматривал возможность дать свое благословение на законный брак советского нелегального товарища со своей единственной дочерью. Не ясно было, действительно ли Пашкин коллега влюбился в американку, но вероятность такую исключать неразумно. Это раньше, в Москве, все иностранки, а уж тем более гражданки США, представлялись ему инопланетянками. На поверку оказалось, ничего особенного в них нет. Пытаются казаться более эмансипированными, чем наши, но по сути все желают одного: семьи, стабильности, любящего мужа. Правда, о детях начинают говорить чуть ли не на первом свидании.
Пашка переехал в округ Колумбия. С Настей пришлось расстаться. Он даже ни разу не позвонил ей. Его долго мучила совесть, и он сделал вывод, что разведчик из него никудышный, если не сдал свою совесть в камеру хранения еще в день отъезда с родины.
Вопреки законам конспирации, требующим не хранить переписку ни в каком известном виде, он сохранил записку, оставленную Настей после их первой ночи: «Ты невероятный. Правда… Целую». И губами приложилась к листку. Вот так просто… Русские девчонки, ну кто на свете может сравниться с ними?
Первое знакомство с Рисом Эрлихом состоялось у него дома. Советских в те времена вообще принимали с распростертыми объятиями, но приглашение незнакомого человека домой для собеседования – это даже тогда, в период «медовых месяцев» в советско-американских отношениях, считалось экстравагантным.
Предварительно они несколько дней плотно общались с Савелием Романченко, тем самым гением разведки, давшим Пашке рекомендации, будущим зятем американского профессора. Пашке предстояло детально изучить прошлое и настоящее господина Эрлиха, вернее, легенды о его прошлом и настоящем, известные его близким. Для них Пашка и Савелий были закадычными друзьями.
Рис Эрлих принял «друзей» на теннисном корте в своем поместье. В центре огромной территории расположился особняк – типично американское одноэтажное строение, скорее характерное для Среднего Запада или центра Калифорнии. Кроме корта в поместье были бассейн, место для барбекю, хозяйственная пристройка и небольшой домик для гостей из материала чуть толще картонной коробки для телевизора.
– Hi! Nice to meet you, – приветствовал Пашку господин Эрлих. – Добро пожаловать на мою dacha, ребята. Может, для начала пару сетов сыграем? Или, если хотите, угощу вас кофе?
Голос у хозяина был глубокий, насыщенный почти бас. Пожав Пашке руку, он крепко обнял Савелия, будто они уже близкие родственники.
– Здравствуйте, я тоже рад с вами познакомиться, – приветствовал Пашка хозяина поместья.
– Отличный английский. Где учили? Впрочем, можете не отвечать… На Lubyanke!?
Все дружно рассмеялись, а громче всех – агент-нелегал Семенов. Американцы шутки про КГБ выдавали при первом же разговоре с советским человеком. С поразительной предсказуемостью.
– Кофе выпью с удовольствием, – отозвался Пашка, усаживаясь к столику у бассейна.
– Еще бы! – пробасил Эрлих. – У меня самый лучший в округе кофе. Савелий знает.
– Это кофе с ореховым ароматом, – кивнул Савелий. – Ты такой не пробовал еще. Действительно, best in the county.
– В Нью-Йорке пробовал с орехами, и не раз, – заметил Пашка, но негромко, так, чтобы это мог услышать только Савелий.
– Ну и молчи, – шепнул он в ответ. – Старик любит удивлять.
Хозяин отложил в сторону теннисную ракетку, вытер лицо и шею маленьким оранжевым полотенцем. Пашка успел прочесть надпись: «Seaside Tennis – Mauna Кеа Beach Hotel Hawaii», – и ненадолго покинул гостей.
Из дома он вернулся с подносом, на котором стояли три большие кружки – coffee mugs. Аромат у кофе действительно был чудесный, и Пашка искренне объявил:
– Господин Эрлих, такой кофе я пробую впервые. Удивительный аромат!
– Что я говорил? – хозяин расплылся в улыбке. – Кстати, Павел, называйте меня Рис, а то я чувствую себя стариком.
– Ничего себе старик, – с деланным возмущением воскликнул Савелий. – Не далее как позавчера, играя в теннис с этим, с позволения сказать, стариком, я потерял веру в себя.
– Ладно, Сэвви, не преувеличивай. Хотя, должен признать, игра была что надо. Как тебе мой бэкхенд во втором сэте?