Убить Хемингуэя

Теперь должен был наступить короткий момент, в которой ей дано будет узнать, пройдет ли головка ребенка через ее тазовый пояс.

Если этого не случится, Ханне придется сделать последний кровавый шаг и попытаться спасти себя: она может сунуть руку глубже во влагалище, сломать основание черепа ребенка и вытащить его из себя.

Такой поступок может либо спасти Ханну, либо приблизить ее конец из-за обильного кровотечения.

Пожалуйста, милый, милый Боженька, не заставляй делать этот выбор. Добрый Боженька, не вынуждай меня выбирать, потому что я не смогу этого сделать, и мы оба обязательно умрем.

Пожалуйста, Отец Небесный.

Пожалуйста, пожалуйста.

Пусть все будет хорошо.

Пожалуйста, я уже не могу терпеть боль и не хочу, чтобы было больно ребенку.

И тут внезапно все произошло.

Снова зовя на помощь, Ханна отодвинула в сторону пуповину и сняла слизистую пленку с лица ее ребенка – с лица ее дочери, – для этого немного приподняв ножки, чтобы легче было избавиться от пленки. Девочка задергала крошечными ножками, и тут Ханна услышала хриплый, сердитый крик. Она вытерла лицо и тело ребенка простыней и осторожно положила свою дочь на одеяло в ящик комода.

Осталось совсем немного, утешала себя Ханна, гордясь тем, что сумела зайти так далеко, но все еще ужасаясь при мысли, что ее не найдут вовремя. Возможно, она будет лежать здесь много дней рядом с замерзшим от холодного ветра из окна ребенком, мать которого будет разлагаться, лежа рядом (у Ханны открылось сильное кровотечение).

Ханна снова застонала, пытаясь позвать на помощь, выбросив последнюю окровавленную и обгоревшую книгу в окно. Ей показалось, что в отдалении она слышит вой сирен. Она бросила на подоконник окровавленные простыни, которые теперь наполовину свешивались вниз.

И тут она вспомнила важную вещь, о которой совсем забыла.

То, что могло убить ее маленькую девочку, которую Ханна уже начала мысленно называть Бриджит, если она не поторопится.

Окровавленными трясущимися руками Ханна перевязала шнурком от ботинок бледную, похожую на резинку пуповину в нескольких дюймах от живота Бриджит. Вторым шнурком Ханна перевязала пуповину ближе к себе. Сжав зубы и боясь, что что-нибудь не получится, она обрезала пуповину между собой и орущей девочкой.

Она это сделала, но Бриджит продолжала слабо мяукать.

Ханна откинулась назад, готовясь к последней кровавой части родов – удалению последа из уставшего, измученного тела.

Ханна Полсон лежала, чувствуя, как в такт биению сердца толчками выходит из нее кровь. Она сильно потела, хотя ветер из окна был холодным и в воздухе пахло дымом и гарью. Она завернула девочку в одеяло и разгладила его трясущейся окровавленной рукой. Кровь на руке напомнила ей, что она быстро истекает кровью. Ханна посмотрела себе между ног. Она сразу же поняла, что смотреть не надо было: крови было слишком много, и поток усилился вслед за ускорившимся сердцебиением. В глазах мелькали черные пятна.

Кровь стучала в ушах.

Хлынул новый поток крови вместе с какими-то кусками, которые остались лежать в луже между ногами. Стук крови оглушал, но до ее ушей теперь доносились и другие звуки: вой сирен, – как будто весь мир в огне, красные и синие сполохи, как безумные, метались по стенам комнаты, в которой она умирала.

И еще раздался стук, теперь очень громкий, этот неизбежный стук в ее ушах, между грудями и окровавленными бедрами.

40. После родов

Вдовы делятся на два класса – впавшие в тоску и почувствовавшие облегчение.

Виктор Робинсон[39]

Ханна несколько раз моргнула и посмотрела вокруг сонными глазами.

Она догадалась, что находится в больнице.

Посмотрела направо и увидела, что в кресле около кровати спит мужчина. Гектор Ласситер. Лицо покрыто седой щетиной. Он явно несколько дней не брился. К карману его спортивной куртки приколота табличка, на которой хвастливо написано: Я ТЕПЕРЬ ПАПА!

Несмотря на свои обиды, Ханна улыбнулась его подлизыванию.

Очнувшись, Ханна первым делом подумала о своей маленькой дочери, в порядке ли она, затем в голову пришла более прозаичная мысль – что конкретно помогло их спасению? Она пошарила в темноте чисто вымытой правой рукой, которая была свободной и к ней не тянулись бесконечные трубки, и нажала кнопку, вызывая сестру. Пока ждала, она окликнула:

– Гектор? Гектор? Проснись, пожалуйста.

Он протер голубые глаза, встал, наклонился над кроватью и крепко ее обнял.

– Слава богу, – прошептал он ей на ухо.

– Моя девочка?

– Красавица. И чувствует себя лучше некуда.