Убить Хемингуэя

Ханна с трудом, одной рукой умудрилась достать ключ и, держа распухший палец прямо вверх, в надежде, что сила тяжести оттянет часть крови от пальца и ослабит давление колец, схватила ведерко и экземпляр «Хемингуэй Ревю», чтобы помешать двери снова закрыться.

Она босиком по холодному бетону прошла к генератору льда, который находился в общей комнате, выходящей на парковку. Наполнила ведерко льдом и сунула туда руку, вздрогнув от боли, которая разлилась по всему организму. Чертыхаясь по-гэльски, она направилась назад, в свою комнату. Палец онемел, но даже во льду она чувствовала, как он горит.

Ханна споткнулась.

Напротив двери в их комнату стояла машина. Торопясь добраться до льда, она в первый раз, когда проходила мимо, не обратила на нее внимания. Подумаешь, какая-то машина.

Но человек, сидящий в этой машине в этот ранний утренний час, испугал ее.

В темном салоне потрепанной зеленой «импалы» она увидела горящий оранжевый огонек сигареты, который поднялся от пепельницы к губам.

Вот что разглядела Ханна в смутном оранжевом свете: очки в темной оправе, обветренные щеки, высокий лоб и большая лысина в черных волосах.

Она быстро скользнула в свою комнату, стараясь сделать вид, что она его не заметила, что она вовсе не бежит, хотя именно это ей больше всего хотелось сделать.

Ханна пинком отшвырнула «Хемингуэй Ревю» и быстро закрыла дверь, локтем задвинув щеколду.

Ричард все еще спал, легонько похрапывая. Этот человек там, у дверей? Какого черта ему нужно?

Все еще думая о нем, Ханна прокралась в ванную комнату и закрыла дверь.

Она зажгла свет, глубоко вздохнула, затем вытащила палец из ведра со льдом. Он показался ей немного меньше, но все равно черным.

Она намылила палец и начала тянуть и поворачивать кольцо. Оно немного подалось, но никак не хотело пролезать через сустав. Она открыла баночку с вазелином и щедро смазала палец.

Медленно и болезненно она стащила первое кольцо.

На второе кольцо понадобилась еще минута усилий и боли, но наконец слезло и оно.

Слава богу!

Она взглянула на палец, который из черного становился красным. Кожа у основания была оливковой, уже образовывался кровоподтек. Но боль была уже не такой сильной. Она посидела несколько минут на краю ванны, сунув палец в ведерко со льдом, чтобы опухоль спала побыстрее.

Вспомнила о мужчине около их двери. Что он мог надеяться увидеть в такой час? Ну, никакой он не ученый, это уж наверняка. Тут она не ошибалась.

Ханна встала и поставила ведерко в раковину.

Ей очень хотелось разбудить Ричарда и заставить выйти наружу, чтобы он сам убедился, что его «коллега-ученый» сидит в два часа ночи у их дверей.

Вместо этого она взяла свои кольца, стерла с них вазелин и положила в свою косметичку. Возможно, утром, когда Ричард заметит, что на ее руке нет колец, ей здорово достанется.

Но, с другой стороны, он может и не заметить. Она уже давно уловила, что порой Ричард смотрит сквозь нее, а не на нее.

Ханна выключила свет в ванной комнате и проскользнула назад в комнату. Она подкралась к окну и слегка отодвинула штору. Мужчина все еще сидел там же, в машине, и смотрел на двери, как будто ждал, что что-то случится.

Страшно…

Вдруг за ее спиной зажегся свет, и ее силуэт четко вырисовался в окне.

Человек в машине выпрямился и загасил сигарету. Ханна быстро опустила штору.

– Ханна? В чем дело? Господи, перестань бродить по комнате, мне надо выспаться.

– Все в порядке, – сказала она, убедившись, что штора плотно закрывает окно. – Выключи свет. Ничего не случилось. Просто я не могла заснуть. Вот и все.

7. Муза, мучимая жаждой

У художника нет времени слушать критиков. Те, кто хочет стать писателем, читают обзоры, у тех же, кто хочет писать, читать обзоры нет времени.

Уильям Фолкнер

Гектор поднял воротник спортивной куртки, чтобы хоть немного защититься от острого, как иголки, дождя, и, опустив голову, двинулся к своей «белэр» 57-го года выпуска. Включил печку и дворники.

Он ездил по центру Кетчума, колесил по боковым улочкам и не уставал дивиться, что Хем сподобился поселиться в этом Богом забытом горном городишке после всех бурных событий в Чикаго, после Парижа, после всех испанских городов, после Венеции, Ки-Уэста и Кубы. Папа всегда стремился жить поближе к воде, но здесь поблизости не было даже приличного озера. И домов выше трех этажей. Никакого культурного центра, ни одного приличного книжного магазина.

Но тут Гектор вспомнил о своем собственном доме в Нью-Мексико. Его большая оштукатуренная гасиенда располагалась на иногда грязных, иногда пыльных берегах Рио-Гранде, рядом с мексиканской границей.

Ла Мессилу вряд ли можно было назвать Парижем американского юго-запада.