Убить королеву

Кэри смотрит, как я вычеркиваю имя из списка одно из множества вычеркнутых имен. Отсеял я почти всех. Потом он переводит взгляд на сцену. Прыщавый ушел, на его место вышел другой. Высокий, худющий, оборванный. Волосы рыжие, лохматые, как будто он в ежевичник головой влез. Глаза невероятно огромные, как у олененка. Держится спокойно, руки сцепил за спиной, как будто пытается не дать себе сбежать. Мне кажется, что я его уже видел. Точно, видел. Только не помню, где.

— Имя? — вопрошает Шекспир.

— Кристофер. Альбан. Можно просто Кит.

— Возраст?

— Шестнадцать. То есть семнадцать.

— Ну так сколько? Шестнадцать или семнадцать?

— Семнадцать в прошлом месяце исполнилось.

— То есть восемнадцать, — решает Шекспир.

Он говорит, что мальчики всегда врут про свой возраст, стараясь казаться помладше, чтобы получить роль.

— Опыт есть?

— Нет, сэр. Но я пою в церкви каждое воскресенье, и хорошо пою. Я понимаю, что смотреть особо не на что, но голос у меня, как у сирены.

Актеры хихикают, и я сам улыбаюсь. Он врет: он смазливый, как девчонка, и явно это знает.

— Надеюсь, что нет, — сухо усмехается Шекспир. — Что будешь читать? Из «Виндзорских проказниц» или из «Сна в летнюю ночь»?

— При всем моем уважении, мастер Шекспир, я собираюсь прочесть вам отрывок из Кристофера Марло. «Геро и Леандр», если вам будет угодно.

Я чувствую взгляд Кэри, а сам смотрю на мальчика. 

— Если мне будет угодно, ха! Кит Альбан читает Кита Марло. Ладно, валяй.

Мальчик смотрит на трибуны. Я вижу, как вздымается и опадает его грудь, дышит он быстро и неглубоко, боится. Но потом он поднимает голову, смотрит на галерку, как будто видя там публику, и обращается к ней. Нас всех, перешептывающихся и обсуждающих его, не существует.

— Мы чувству не способны дать приказ.
Судьба решит, как поступить, за нас.
И если нам два человека незнакомы,
То выберем из них лишь одного мы.[9]

Голос у него не такой, как у остальных, не высокий и ломкий, а глубокий и плавный. По выговору я понимаю, что он с запада — из Девона или, может, Дорсета. Он напирает на согласные, хотя пытается их смягчать, но получается не очень, особенно с «р». Но этот голос действительно похож на голос сирены: слушая его, хочется закрыть глаза.

— Из двух похожих слитков золотых
Укажем мы на тот, что нам милей из них.
И разобраться в том не сможет разум,
По зову сердца действуем мы сразу.
Любви пришедшей думы не нужны;
Кого накроет страсть, те влюблены.

Я наклоняюсь вперед. Я слышу не Кита, а самого Марло. Я помню, как он писал эту поэму. Мне было тринадцать, театры закрыли из-за чумы, и он занялся стихами. Кто-то тогда держал его за сердце, я понимал это, потому что он отдалился от меня и выглядел отсутствующим, да и поэму он не закончил, как будто сам не знал, чем все завершится. В конце концов, когда Марло умер, ее дописал кто-то другой. Не я. Она была опубликована двумя годами позже и тоже не мной. Я не мог видеть имя Марло под словами, которых он не писал. А сейчас я сделал то же самое, подписав именем Шекспира свое сочинение. Я начинаю понимать, почему он злится. Если можно осквернить даже чужие идеи, самое чистое, что вообще остается?

Когда юноша заканчивает, наступает тишина. А потом остальные желающие стать актерами медленно начинают хлопать.

Шекспир смотрит на меня, и я киваю.

— Что ж, недурно, — говорит он. — С твоим лицом из тебя получится отменная Виола.

Кит Альбан, кажется, пугается, а потом взгляд его становится пустым, он ведет себя не так, как я ожидал, — не улыбается, не смеется и даже не краснеет. Наконец он пятится, заходит за занавес и исчезает. Я помечаю его имя.

— Почему он? — спрашивает Кэри.

Думая о парне, я почти забыл, что Кэри здесь.

— Он не сразу назвал возраст, как и еще одиннадцать других. Их я тоже отметил. Может быть, они врут не только о возрасте. Он беден — видели его наряд? — но говорит правильно. Такое редко сочетается в одном человеке. Возможно, это указывает на ложь. В моем списке еще семеро таких же. Ну и, наконец, он хорош. Слишком хорош для новичка, а он утверждает, что опыта у него нет. Это может оказаться и правдой. Таких у меня тоже дюжина.

Я быстро пересчитываю имена в списке — тридцать семь и переписываю их на новый лист.

— Вот они. — Я передаю Кэри пергамент. — Шекспир не обрадуется.

Кэри изучает список. Глаза у него блестят.

— Довольно длинный список. Думаешь, это ему не понравится?

— Нет. Ему не понравится то, что большинство хороших актеров я вычеркнул. У меня тут десяток небезнадежных и три дюжины тех, кому никогда не стоит ступать на сцену. Но если человек, желающий убить королеву, пришел сюда, он в этом списке.

— Ты уверен, — довольно говорит Кэри.

Я уверен.

— Вечером я начну за ними следить.