Убить куклу

Улучшив момент, пока дамы вышли прогуляться и «помыть руки» перед предстоящей обильной трапезой, а секретарша, стоя на стуле, рылась в толстых папках на верхних полках высокого стеллажа, Лера незамеченной выбралась из кабинета и приемной. Она со всех ног летела в свою комнату, тешась надеждой, что девчонки принесли ей из столовой хоть что-нибудь поесть. Однако ни кусочка хлеба, ни даже стакана чая она на тумбочке не обнаружила. Обыскала соседские – ни крошки. И в комнате никого. Наверное, после завтрака воспитанников собрали в актовом зале, чтобы сообщить о предстоящих летних трудовых лагерях, где они будут работать.

Про обед Лере лучше не мечтать. К этому времени в детдоме ее и след простынет. Куда она отправится? К себе домой. Лера почувствовала, как на душе потеплело. Всякий раз, как только ей становилось невыносимо трудно, она вспоминала, что у нее – не в пример другим детям – есть родной дом. Не чужой, не общий, а свой собственный, который она не отдаст никому. И этот дом – ее прекрасная квартира, ее единственная и любимая родина с самыми дорогими сердцу воспоминаниями. И адрес она знает, бабушка заставила выучить его наизусть, чтоб от зубов отскакивал. На всякий случай. Вот этот случай и пригодился. Да и визуально она помнит, ведь большенькая уже была – целых четыре года.

Порывшись в шкафу, выбрала что поновее и почище – синие джинсы и куртку, футболку болотного цвета и кеды. Различия между своим и чужим здесь не признавались. Все было общее. Поэтому носили одежду по очереди, ежедневно меняясь. Создавалось впечатление, что у каждой девочки вещей предостаточно, чтобы иметь возможность выглядеть разнообразно. А если нацепить дешевую бижутерию, украденную на рынке в городе, то и вовсе прослывешь за модницу.

Хорошо было бы и внешность как-то изменить, ведь ее скоро начнут разыскивать. Но как? Лера высокая и худая – с этим уже ничего не поделаешь. Черные короткие прямые волосы тоже вмиг не перекрасишь и не отрастишь, а косынка наверняка привлечет внимание. Если только убрать со лба густую челку, о которой обязательно сообщат преследователям как о примете, потому что без челки Леру никто никогда не видел, то может сработать.

Обыскав тумбочки соседок и перебрав скудные безделушки, Лера остановилась на лаковом черном ободке: то, что нужно. Примерив, заглянула в небольшое зеркало на стене и не узнала себя. Высокий лоб, огромные, вполлица синие глаза, которые раньше наполовину скрывала челка, преобразили Леру настолько, что она даже испугалась: какая худая, беспомощная на вид, а во взгляде столько страха и скорби, что впору разреветься.

Лера сорвала с головы ободок, еле сдерживая слезы, и сунула в небольшой рюкзачок, тоже ворованный. Туда же отправилось простенькое платьице, косметика и триста рублей, что наскребла под матрасами соседок.

«Простите меня, девчонки, я вам обязательно верну. Если останусь жива».

Все, пора!

Метнувшись к двери, она услышала приближающиеся шаги, голоса. Неужели это конец?! Узнав, что она собирается бежать, ее сдадут свои же. Из зависти, что решилась. Из ненависти, что не такая, как все, – и умнее, и с жилплощадью. Прежде сдерживались, чтобы не разорвать на части, лишь потому, что утешать умела как никто, приободрить, обнадежить и научить терпению – самому главному неписаному правилу выживания.

Лера затравленно оглянулась на окно. Второй этаж, но здание старинное, а потому потолки высоченные и каждый этаж по высоте все равно что два, вот и выходит – четыре.

– Девочки, Леру не видели? – послышался голос секретарши. – Ее Антонина Семеновна разыскивает.

– Не видели.

Соседки остановились возле двери.

– А в комнате ее нет? – настаивала подошедшая секретарша.

– Нет, мы только что вышли. Но если увидим, передадим, что вы ее разыскиваете.

– Не я, а Антонина Семеновна. И передайте ей, что…

Лера осторожно открыла окно и, взяв в зубы рюкзак, вылезла на карниз, образованный из выносных плит, опоясавших здание, которое в прежние времена уютно называлось «Дом отдыха». Ей пришлось тесно прижаться спиной к стене, чтобы уместиться на узкой полоске спасительного пространства. Стоило лишь оступиться или потерять равновесие – ее будут соскребать с асфальта. Может, вернуться? Неужели смерть после неосторожного полета лучше смерти в психушке?.. Гораздо лучше, потому что она умрет от страха уже в парении, не дожидаясь приземления. Но если хотя бы попытаться сделать невозможное и выжить?