Убить Мертвых (ЛП)

— Всё является шуткой, если смотреть на это с правильной точки зрения, и именно с этой точки зрения я рассматриваю данный разговор.

Я залпом проглатываю вино и ставлю бокал.

— Я провёл одиннадцать лет в Даунтауне, и ты полагаешь, что Змейка Джейк собирается обвести меня за те несколько недель, которые потребуются для съёмок фильма? Мне плевать, если он мой отец. Это означает лишь то, что он трахнул мою маму. Я вырос с другим парнем, который трахал мою маму и каждый день моей жизни желал мне сдохнуть. Чёрт, во всемирном конкурсе на звание самого лучшего папы Люцифер побеждает хотя бы потому, что не хочет, чтобы я лежал с медяками на глазах. Как я уже говорил, он не тот, из-за кого я не сплю по ночам. Меня беспокоят люди.

Видок встаёт между нами и кладёт руки нам на плечи.

— Почему бы нам всем не присесть, не выпить ещё вина и забыть этот разговор о дьяволах и отцах. Ни одна из этих тем никогда не ведёт ни к чему приятному.

Я гляжу на Аллегру. Её сердце бешено колотится, а зрачки расширены. Дыхание ровное, но ей приходится работать над этим.

— Спасибо, но мне нужно кой-куда.

— Пожалуйста, не уходи, — говорит она.

Она снова кладёт ладонь мне на руку. Я высвобождаюсь и иду к двери.

— Ещё раз спасибо за эликсир. Что мне с ним делать?

— Просто выпей, — отвечает Видок. — Но сперва смешай с чем-нибудь. На вкус он слегка напоминает скипидар.

— Возьму немного «Маргариты» с маленькими зонтиками. Спасибо.

— Возвращайся поскорее, ладно? — Говорит Аллегра.

Я открываю дверь и выхожу в коридор. Мне нечего ей сказать, поэтому не говорю ничего.

Конечно же мне приходило в голову, что Люцифер может быть моим отцом, но как вообще подобное может укладываться в голове? Неужели он тайна всей моей жалкой жизни? Почему у меня было так много силы, когда я был ребёнком, и почему я ни черта с этим не сделал, когда повзрослел? Неужели всё так просто? Может, вот почему Мейсону было так легко отправить меня в ад. И почему регулярно убивают или ранят всех, кто мне дорог. Самое худшее — это быть вынужденным признать, что Аэлита, возможно, права. Может, я и есть Мерзость. Папенькин сынок, просто щепотка старой серы.

Спустя десять минут я беседую с Карлосом в «Бамбуковом доме кукол». В музыкальном автомате звучит «Бали Хай» Така Шиндо.

По шкале от одного до десяти, насколько злобно я себя веду? Скажем, один — это Санта печёт печенье для сироток, а десять — это Гитлер ест младенцев с Фредди Крюгером.

— Ты уж точно не Санта. Но я не вижу, чтобы ты макал младенцев в салатную заправку. Для меня то, насколько злобно ты себя ведёшь, целиком зависит от того, сколько следов крови ты оставляешь на моих полах.

— Ты же не считаешь, что я обманом пытаюсь заставить тебя стать серийным убийцей, или работать на налоговую службу, или совершить ещё что-нибудь ужасное?

— Нет. Тебе просто нужно не забывать вытирать ноги где-то в промежутке между убийством тварей и тем, когда приходишь сюда.

— Рад слышать. Я доверяю тебе, потому что ты бизнесмен, и я знаю, что ты бы не хотел, чтобы вокруг твоего бара ошивался Ганнибал Лектер[199].

— Какое мне дело? Благодаря бизнесу, который ты приносишь, я смогу рано уйти на пенсию. Если для этого тебе нужно съесть несколько человек, я отвернусь.

— Ты святой. Ты мать Тереза[200] со счастливым часом[201].

— Я просто называю вещи своими именами. Братан, может ты и чокнутый, но не такой уж злобный.

— Спасибо. Я просто хотел узнать второе мнение.

— Хочешь чего-нибудь поесть?

— Может просто немного риса с чёрной фасолью. И мне понадобится буррито на вынос. Достаточно острое, чтобы расплавить блок цилиндров двигателя. Это другу, не мне, так что я заплачу тебе за него.

Карлос качает головой.

— Не глупи. Хочешь немного красного пойла?

— Двойную. Сегодня я пью за двоих. За себя и свои шрамы.

Карлос приносит бутылку и стакан, и наливает мне две приличные порции. Я достаю аптекарскую бутылочку и гляжу сквозь янтарное стекло.

— Что за дрянь?

— Лекарство.

— Ты болен?

— Ненадолго.

Я переворачиваю бутылочку и выливаю всё содержимое в Царскую водку.

— Лехаим[202], — говорит Карлос.

— Де нада.

Я опрокидываю стакан одним глотком. Мои рот, горло и желудок очень этим недовольны. Я стискиваю губы, чтобы всё не вышло обратно.

— Так хорошо?

— Хуже. Словно собака с раком сожрала крысу с проказой и высрала её мне в глотку.

— Мне как-то давали такое в Эль-Пасо. Нужно было запивать его козлиной мочой, но я оклемался.

— В другой раз.

— Та пожилая леди вернулась.

— Какая пожилая леди?

— Ну та, с пропавшим ребёнком.

— Аки.

— Да, тем самым. Она закончила с Титусом. Надеюсь, он не стащил все деньги этой женщины.

— Он всегда оставляет им достаточно, чтобы оплатить его выпивку.

— Серьёзно, мне не нравится, когда люди связываются со старушками. У ми мадре[203] был рак, и она отдала все свои деньги по социальной страховке некоему целителю.

— И что случилось?