Убить миротворца

Виктор поглядел собеседнику в глаза. Там колыхались два пылающих знака принадлежности к чему-то огромному и темному. Как тавро на скотине, только в двух экземплярах. Клейменое рабство пробилось из самого потаенного трюма сквозь все прочие слои — страха, любопытства, ума, надежды, корысти — и каркнуло во все воронье горло.

«Господи, да какой же он — наш…»

— Что мы сделали-то? Да ничего особенного мы не сделали. Так, ерунда, наказали дурачков, теперь не будут совать нос не в свои дела. Мы, брат, только еще плечи расправляем. Мы всего-навсего проснулись, потянулись, сходили на кухню и выпили утренний кофе. Ты понимаешь, Дима, утренний кофе и ничего больше! Мы еще даже не позавтракали…

А тот не отвечает. И знаки все еще пылают, на убыль не идет их пламя. Тогда Виктор понял: всему на свете приходит конец; пора заканчивать болтовню. В этих краях полным-полно чистого зла и нет ничего интересного…

— Я договорю, хотя это, наверное, уже бесполезно. И с самого начала все было бесполезно… Женевцы залезли на наш забор незваными, и получили свое. Теперь ты зовешь нас: войдите к самим женевцам на двор через щель в ограде, отыщите спящего хозяина и убейте его в постели, пока он не открыл глаза. Стоило ли драться с ними за право быть другими, чтобы после так дешево им уподобиться. Совесть-то где наша?

Виктор хотел пообещать ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах не вмешиваться в дела другой России. Это их мир, мир миллиардов Дмитриев Сомовых, которые самостоятельно и без чужой помощи сделали его таким, а он не Господь бог, чтобы очищать все потопом и творить заново. Вторжения не будет. И Дима, наверное, спросил бы, мол, а как же тогда «партизанская миссия»? Пришлось бы ответить, мол, не стоит путать: партизан — тот, кто дерется на своей земле за свою землю. Причем здесь партизаны? Сможете восстать, позовете — поможем. Добровольцами. Быть может. Но покуда помогать тут некому. Весь ваш мир боится, но принимает порядок таким, каков он есть.

Однако говорить ничего не стал. Бесполезно. Им не понять друг друга. «Этот, второй… до чего же он, стервец, похож, просто как отражение в зеркале! Но в родные зря я его записал. Нет, никакой он мне ни родной, только одна видимость…»

Дмитрий произнес тихим бесцветным голосом:

— Совесть, говоришь? Мне на тебя надеяться нечего. И с самого начала не стоило. Я хотел попросить тебя: не можешь спасти всех, спаси хотя бы одного меня! Я разве этого не стою? Но теперь ничего просить не стану. Не сразу я понял, однако понял в конечном итоге… Мне у вас делать нечего. А тебе — у нас. У женевцев. Обмен невозможен. Уходи, убийца, больше я не желаю видеть тебя.

— Прощай, брат. Не поминай лихом.

И он воззвал к странной силе, таскавшей его из мира в мир. Домой! Домой!

* * *

Дорога его была легка.

Невидимые наблюдатели обменялись разочарованными репликами:

— Вот и все, наверное. Теперь у нас почти не осталось шансов. Ведущий угробил самый величественный проект в моей жизни…

— Наверное? Да нет, не наверное, а совершенно точно. Проект закрыт. И вместе с нашей парой работу прекратят все.

— Отчего?

— Статья двадцатая.

— Соображения безопасности?

— Совершенно верно.

— Но причем здесь, коллега…

— Вы же видели: они теперь оба знают, что в сто двадцать четвертом из Ярославского резервата бежала группа капитана Карпухина. Бежала и погибла. Остается сделать еще один маленький шажок в логике: всего-навсего предположить, что кто-то мог бежать и не погибнуть. То есть, как оно на самом деле и случилось пять лет спустя, когда основатели нашей общины унесли ноги из Уральского резервата… Сколько лет прошло с тех пор! Я даже не мог предположить, насколько легко им будет додуматься до нас.

— Не вижу особенной опасности. У страха глаза велики.

— Достаточно того, что я вижу. Наше общее сумасшествие было грандиозным, и, пожалуй, романтичным, но сейчас оно, слава Богу, подошло к финалу.

— Одно предисловие растянулось на час!

— Сейчас я хотел бы напомнить о своем старшинстве. Коллега, я имею право закрыть проект. Я имею такое право. И я им воспользуюсь. А вы имеете право знать, почему мне приходится предпринять этот шаг. Вы желаете слушать?

— Допустим.

— Отлично. В 2073 году все космические программы Женевской федерации были свернуты. Они даже законсервировали городок Сатъяграха на Луне.

— Это мне известно.

— Очень хорошо. А известно ли вам, коллега, как далеко простирались знания женевцев о Внеземелье, до того, как они решили закрыть космос для землян?

— До Трансплутона?

— Святая простота! Они успели неплохо изучить Лабиринт. А точнее — до Терры-6 включительно.

— О!

— Они, разумеется, знают, где мы. Нам удалось «запереть» точки выхода, но один Бог ведает, насколько надежно. В случае крайней необходимости им хватит ума и упорства, чтобы отыскать нашу общину на Терре-11. Давно бы нашли и прихлопнули, да поленились гоняться за четырьмя сотнями беглецов…

— Не вижу связи.