Убить миротворца

По лицу было видно: у «близнеца» не осталось сил даже как следует задуматься на вопросом. Он проскочил над ним, подобно водомерке, носящейся по водной плоскости над рыбами и водорослями. Сомов на минуту задумался.

— Что же, если ты не против, я расскажу… Обозначу существующие неприятности.

— Ладно, слушаю тебя, брат.

— С чего бы начать… Витя, давай начнем с главного. У кого власть? У женщин. В выборных органах их большинство. Если не лжет статистика, то более семидесяти процентов на уровне риджн’ов и семьдесят пять на уровне всей Федерации. Еще пять-семь процентов приходится на существ, которых иногда сложно назвать… которые не очень похожи… — по традиции даже самый простецкий и безобидный разговор с двойником выкинул опасное коленце, — ээ… официально их зовут гандикаперы… одним словом, их тело не идентично человеческому и порой не несет признаков пола…

— Клоны? У вас вроде бы запрещено… Мутанты?

— Всего понемножку… гандикаперы их принято называть. Называй их так. Я мог бы поподробнее остановиться на них потом. А сейчас продолжу тему ээ…

— Баб.

— Собственно, да. Так вот, сам видишь, как мало места оставлено мужчинам для участия в законодательной власти. В администрации нас чуть больше, но общее преобладание опять-таки не за нами. А суды! Вот уже сорок лет как судьями и прокурорами могут быть только женщины. За мужчинами остался незначительный сектор адвокатуры, но и там их теснят. Почти все высшие офицеры силовых органов и а том числе гражданской милиции — женщины. Женщины быстрее продвигаются по службе в любом ведомстве. У женщин больше премиальных, которые выплачиваются сверх жалования, но по размеру нередко его перекрывают. Они располагают четырьмя дополнительными днями отдыха каждый месяц… В искусстве творец-мужчина вызывает недоверие и плохо скрываемые насмешки. «Как все это неуклюже, поспешно и по-мужски нелепо…» В конце концов, есть и чисто психологическая сторона дела. Видишь ли, они просто-напросто подавляют нас. Эта вечная самоуверенность, этот комплекс превосходства, эта показная неуязвимость, это неумеренная жажда властвовать! Порой с одной-то женщиной невероятно трудно ужиться… а когда все они вокруг тебя — подобие высших существ, каких-нибудь перворожденных, становится очень некомфортно. Прости, даже в чисто интимных вопросах… время от времени… Впрочем, я не должен так говорить. По большому счету, это не только неправильно, но и безответственно… Но… мне не с кем больше про… про…

— Опять же баб.

— Нда-да… Сущность проблемы относится скорее к философии, чем к социологии… Вот уже полтора столетия… или даже больше… две разных цивилизации пытаются как-то ужиться: мужская и женская. Не знаю, как было до того, но на протяжении этих полутора веков велась настоящая война, в которой мужчины отвечали одним ударом на десяток женских. И мы проиграли. Мы проиграли, Витя, как ни печально. Мы — под, они — над. Они… какая-то более молодая… и энергичная что ли… раса. Мы старше, печальнее и опустошеннее. Мы даже не уверены в собственной необходимости. Они видят смысл жизни… — в самой жизни. А мы не видим никакого смысла… Вообще никакого. Конечно же, постоянное совершенствование нашего общества, которое при наших отдаленных потомках приведет к…

— Пропусти.

— Но мы обязаны так думать. Любой ответственный человек, вне зависимости от половой принадлежности…

— Пропусти.

— Как скажешь. В целом, они, женщины, непреодолимо сильно отличаются от нас. Они, если, здраво рассуждать, чужие. И как чужие не могут не относиться к нам враждебно. Пока еще они не прочь использовать нас. Но когда-нибудь это желание в них угаснет. Возможно, лет через двадцать или тридцать женщины подсчитают все издержки, связанные с нашим существованием и примут совершенно законное и юридически обоснованное решение об ампутации такого атавизма, как мы. Технически не столь уж трудно выполнить такую операцию. Отсечь ненужное. Лишнее. Избавиться от хлопот, досаждавших целую вечность.

— Что ж вы себя так мало любите? И совсем не уважаете?

— За что нас уважать, Витя? Мы побежденные. Мы самые настоящие классические побежденные. И все поголовно испытываем ненависть к победителям пополам с презрением к самим себе, нашим неудачникам-предкам и нашим обреченным потомкам. Мы желаем иметь наследников-мальчиков, но… испытываем облегчение, когда рождаются на свет девочки. Им будет легче на этом свете… За что нас любить? Если бы в нас была сила, мы любили бы себя. Но как быть сильным, когда подняться могут только слабые?