Меня словно обухом по голове ударили. Втянув шею в плечи, я слушала Сласю, проникаясь к ней все большим доверием и симпатией.
- Потом сбежали в наш мир. Но слетели с катушек, - продолжала между тем мрагулка. - Оказывается, крипсы пичкают суррогатных матерей какой-то особенной энергией. Типа чтобы смогли выносить. Некоторые умирают после родов. А вот некоторые сходят с ума… И вот теперь… теперь мы все ждем войны с крипсами, - кулаки Сласи сжались, губы вытянулись в жесткую полоску. - Если удастся пленить того самого… Я по описанию его знаю… Возможно, наши медики вернут сестрам здравый рассудок.
Слова мрагулки придали мне душевных сил. Значит, у Алисы, действительно, есть надежда? Я боялась признаться самой себе, что никогда по-настоящему не верила общаниям Езенграса. Что пошла работать сюда просто, чтобы отвлечься. И, должна признать, нигде еще меня так не отвлекали, как в этой Академии, где здоровье и жизнь ежеминутно подвергались опасности.
- Не понимаю. Каким образом поможет пленение виновника? - все же усомнилась я. Поверить было страшно до чертиков. Да и картинка в голове пока никак не складывалась.
Слася перегнулась через стол и заговорщически сообщила:
- Я всего не знаю. Они не рассказывают. Вроде как тайна пока. Но вроде как здешние медики считают, что с помощью той самой энергии, которая свела женщин с ума, им и разум вернуть можно.
- А-А-А, - протянула я, потому что ничего другого на ум не шло.
Но тут Слася сказала такое, от чего мой язык и вовсе онемел.
- У того самого крипса было родимое пятно - во всю голову. В виде бабочки. И еще… на правой руке у него была татуировка с русской фразой: “Не забуду мать суррогатную”. Ну с фразой на русском языке вашего мира.
Сердце заколотилось где-то в горле, вязкий воздух застревал в легких, до боли распирал грудь.
Точно также описывала Алиса и своего мучителя! Она даже на этикетках зеленого горошка пририсовывала великану родимое пятно и писала возле правой руки эти самые слова!
А ведь я не верила, горько шутила:
- Ну да! Все инопланетяне делают русские татушки. Чтобы у нас за своих признавали. А зеленую кожу объясняют многолетним пьянством.
Ненадолго на кухне повисла звенящая тишина. Слася чуть наклонила голову и затихла, словно ждала, пока переварю услышанное или поверю в него.
А у меня не было ни душевных, ни физических сил хоть что-то ответить, хоть как-то отреагировать.
Колючий ком застрял в горле, слезы так и просились на глаза.
Алиса… Она делилась пережитым в плену, а я… я издевалась.
Я до зубовного скрежета стиснула челюсти, чтобы не разреветься, прямо здесь, при студентке. Почему-то казалось постыдным, некрасивым вот так сразу “потерять лицо”, расклеиться окончательно.
…
Общение со Сласей оказало удивительный, не побоюсь этого слова - терапевтический эффект на мою измученную психику.
Рассказав о судьбе сестер, мрагулка не потребовала откровений взамен. Мы просто выпили еще чаю, поболтали о перекрестье, об Академии и преподах. И, заметив, что я расслабилась, а веки откровенно слипаются, мрагулка сама вскочила и засобиралась уходить.
Я проводила ее до дверей.
- Я еще зайду? - с надеждой спросила Слася. - Обещаю не проситься в группу! - она приложила ладонь к виску, словно отдавая честь.
- Заходи, поболтаем. У меня тут тоже ни подруг, ни приятелей, - кивнула я.
- Тогда до встречи. По расписанию гляну, когда вы свободны, - воодушевленно выпалила Слася и юркнула за дверь.
Только я погасила свет и устроилась в постели, в дверь снова постучали.
Да что ж за день-то?
- Да? - промямлила я.
В комнату влетел энергичный Вархар. Самолично нахлопал самое яркое освещение - у меня аж искры из глаз посыпались - и небрежно шлепнул на рабочий стол бумажную кипу. Высотой с пол моего роста она подозрительно поползла вбок, грозя упасть и разлететься по комнате. Но Вархар уставился на стопку и грозно нахмурился. Бумаги замерли на полпути, наверное, в суеверном ужасе. Теперь кипа напоминала слеш.
Черт знает что!
Не жилье, а проходной двор! Надо бы поставить какой-нибудь суперзамок, а еще лучше устройство, отпугивающее нежеланных посетителей.
Проректор пробежался взглядом по комнате, и, заметив, что я сижу на кровати, ухмыльнулся. Его мутный взгляд и румяные щеки не сулили ничего хорошего.
- Ольга! Тебе очень идет эта тонкая пижама, - с придыханием произнес Вархар, и улыбка его стала шире. И, что еще хуже - гораздо нахальней. - А как тебе идет кровать! Я вообще считаю, что главное место женщины на кровати!
- Ага. А еще на кухне и беременной, - усмехнулась я. Но проректор не оценил анекдот из моего мира.
- На кухне лучше кухарка, - поучительно произнес он: - А женщина… - проректор обвел руками воздух, словно очерчивал гитару, и хищно ухмыльнулся. Правая бровь его вскинулась, приподняв родинки. - Женщина хороша в постели. Ну и детей рожать тоже.
- Можно мне отдохнуть, - взмолилась я, осознав, что фонтанирующему энергией Вархару вряд ли близки мои трудности. - А потом, на свежую голову, обещаю подумать - в чем хороша женщина. А?