В эти черные дни, ставшие для меня еще более злополучными в связи с кончиной моей жены, пока я с величайшей скорбью координировал работу собственного подразделения, во мне впервые зародился червь сомнения. Сколько бы я ни гнал его от себя, он лишь все больше точил мне душу. Надуманную гипотезу о мнимой утечке радиации я решительно отвергал, но начал задаваться вопросом: что, если воинская часть без знаков различия, в которой якобы служил Белломо, действительно существовала? В отличие от прочих небылиц Пинны, рассказ о встрече с Белломо был ярким и подробным, и все его детали казались совершенно разумными и связными. Но если это было так, следовательно, министерство скрывало правду в государственных интересах, которые, как ни грустно это признавать, до сих пор вынуждают его частично покрывать деятельность органов, занимающихся борьбой с терроризмом. Я спрашивал себя, не лежит ли на мне ответственность за произошедшее, ведь я, что называется, открыл ящик Пандоры, выпустив на свет божий военную тайну, которая успешно скрывалась многие годы и, возможно, была связана с операциями спецслужб по борьбе с последними из диверсантов, развернувших в семидесятые годы подрывную деятельность вокруг АЭС в Каорсо.
Мне казалось вполне вероятным, что ночная разгрузка склада, в которой участвовали Пинна и Белломо, объяснялась ликвидацией базы слежения и прослушивания, справедливо осуществляемой под покровом тайны. В свою очередь, неоднократно упоминавшийся мальчик, ставший жертвой этой деятельности, мог пострадать в результате сокрытия солдатами какого-либо инцидента, произошедшего во время службы воинской части, который солдаты могли утаить в том числе от вышестоящих офицеров.
Если дело обстояло именно так, то, сколь бы немыслимым это ни казалось, взрыв в парижском ресторане и гибель Пинны, которые я прежде считал независимыми происшествиями, могли объясняться не неуравновешенностью отдельных личностей, а отвлекающими маневрами, осуществленными бывшими солдатами части без опознавательных знаков с целью не допустить того, чтобы всплыла правда о событиях многолетней давности. Знаю, из этих строк может сложиться впечатление, будто мне передалось помешательство Пинны, однако я чувствовал себя в ответе за все эти смерти и ради успокоения собственной совести нуждался в том, чтобы узнать, насколько правдивыми были его слова.