Они прямым ходом направились в Ростов, где уже стоял под парами оборудованный поезд. Отряд прикрытия, переодетый в красноармейскую форму, был рассажен по вагонам. Сюда же была погружена вся необходимая амуниция, лошади и торпеда в металлическом футляре с креплениями. Как только офицеры сели в вагон, поезд тронулся.
Лежа в отдельном купе, Михаил не мог уснуть. Напряжение последних недель не отпускало его. И теперь, в одиночестве, чувство тяжелой утраты снова начало рвать его сердце. В последние дни боев, тренировок, работы, которая не давала ему ни минуты свободного времени, это чувство, хоть и оставалось у него в глубине души, но не хватало стальными клещами его сердце… И вот опять, оставшись в одиночестве, он ощутил непреодолимую душевную боль. Картины гибели семьи вставали у него перед глазами.
Он прокручивал их в голове, казня себя за допущенные промахи, за то, что в отчем доме позволил себе расслабиться и не смог защитить своих родных. «Пепел Клааса стучит в мое сердце», – повторил он про себя и заскрипел зубами от сжигавшей его ненависти. Захотелось вдруг пойти к друзьям, надраться вдрызг, чтобы немного забыться… Но Михаил понимал: от его физического состояния зависит задуманная операция и сохранение жизни, которой он сейчас дорожил лишь постольку, поскольку она была гарантом мести выродкам, убившим его семью. Он нисколько не обманывался и во внутренних качествах генерала Орлова. Михаил знал о том, что все душевные порывы у профессионального разведчика заменяет рациональность, что помощь от генерала он получит только в том размере, который необходим для удержания его на крючке, чтобы в конце концов выйти на информацию, переданную ему отцом. В общем, они играют в игру, которая называется – он знает, что я знаю, что он знает, что я знаю… – и будут постоянно просчитывать друг друга. Но Михаил сознательно шел на это сотрудничество, так как понимал, что без помощи агентуры Орлова ему будет гораздо сложнее выйти на прямых виновников гибели родных, поскольку он не был уверен в сохранности агентурной сети, переданной ему отцом. Мысли продолжали крутиться в голове, но Михаил усилием воли заставил себя успокоиться и, впав в транс самогипноза, постепенно под стук колес погрузился в глубокий сон.
Проспав почти сутки, Михаил проснулся, когда поезд подходил к месту выгрузки. Яркое весеннее солнце стояло уже высоко. Михаил взглянул на часы. «Ого, уже полдень. Пора бы позавтракать», – и, как бы в ответ его мыслям, распахнулась дверь в купе, и в проеме появилась широкоскулая улыбающаяся рожа Лопатина.
– Подъезжаем, пора завтракать, обедать и ужинать. Ты и так проспал весь вчерашний день… А то опять, как всегда, не успеем поесть, – он скорчил жалобную мину и похлопал себя по животу.
– Да, такую гору мяса нужно кормить и кормить. Раблезианец[14]
чертов, – улыбнулся Михаил.– Если бы только гору мышц и сухожилий – это еще полбеды… Ты лучше скажи – как мозги такие прокормить, обо всем помнить должен!..
При этом Женя, шутливо раскинув руки, добавил прикипевшее к ним троим слово «вуаля», зацепленное еще со времени цирковой карьеры Саши Блюма, и пропустил в купе повара с огромным подносом. За одним подносом проследовали еще два, тоже нагруженные дарами щедрого Дона.
После выгрузки из вагонов два отряда переодетых казаков под командованием Блюма и Лопатина двинулись к месту дислокации. Все прекрасно понимали, что шансов остаться в живых у Михаила очень мало. Только друзья верили в благополучный исход операции, зная его физические и нравственные силы, его умение управлять своим телом и духом.
Ожидая сигнала к вылету, Михаил бесцельно тынялся по взлетной полосе. Проверял и перепроверял оснащенность аэроплана, его техническое состояние, а потом, убедившись в очередной раз, что все в порядке, часами валялся на койке. И, как всегда в последнее время, когда он бездействовал, приходили горькие воспоминания, что жгли его душу, и только одно желание овладевало им – желание мстить.
По всем подсчетам, бронепоезд должен был показаться около шести часов утра, так как по переданной дезинформации псевдонаступление белых планировалось на семь.
На востоке появились первые робкие проблески зари. Михаил, нервничая, постоянно поглядывал на часы. Стрелка неумолимо приближалась к шести часам, а сигнала все не было.
«Неужели деза не прошла?» – Михаил в очередной раз направился к аэроплану. Он залез в кабину и завел мотор, прогревая его.
Ожидаемый сигнал зеленой ракеты резко отдался во всем естестве, но Михаил, подавив волнение и уняв повышенное сердцебиение, закрыл глаза, представив себе высокое голубое небо, уходящее вглубь мироздания. Он почувствовал обволакивающий его покой и только после этого, крикнув механику: «От винта!» – увеличил обороты и отпустил тормоза. Аэроплан, набирая скорость на взлетной полосе, устремился к восходящему солнцу.