Убить в себе жалость

— Все дети знаменитостей разных рангов — будь то артисты, академики, преступники вроде твоего папаши, — продолжила Ширяева, — считают себя благородными, вернее, в таковые их записывают сами родители. Ты наверняка первый в этом списке — я имею в виду наш город. Что ж, — приглядываясь к парню, она покивала головой, — внешность у тебя подходящая, видится кое-какое воспитание. Я даже могу сказать, что разглядела в тебе напористость. Это тоже последствия определенного воспитания: тебя по рукам не били, когда ты хватал неположенное, рта не закрывали, когда орал непристойное, и так далее. А большинство ребят твоего возраста воспитаны иначе, они помнят родительские затрещины и оплеухи, окрики да цыканья. Но ты, Максим, только в начале пути, кровь у тебя плохая, отцовская, вот твои дети будут немного другими, если ты сам не исправишься. А тебе переломить себя не так уж и трудно, легче, чем другому. Тебе стоит только сказать: докажи, на что ты способен — и ты докажешь с легкостью, уверенно, азартно. Я не права?

Похвала из уст судьи оказалась для пленника неожиданной, он сам не заметил, как покраснел. И даже не стал задаваться вопросом, почему судье взбрело в голову хвалить его.

— Я бы покривила душой, — после непродолжительной паузы возобновила разговор Ширяева, — если бы сказала, что не хочу тебе добра. Ты видишься мне в будущем не таким, как твой папаша. Уйти от его влияния непросто, но необходимо.

— Дайте мне сигарету… — попросил Максим.

Валентина прикурила сигарету и протянула пленнику.

— Долго держать тебя в плену не собираюсь, — призналась женщина. — Твой отец уже получил хороший удар корявой дубиной, получит еще. Затем выдаст мне двух мерзавцев, которые убили девочку. Хотя я искренне надеялась, что их имена ты мне сообщишь.

— Я не знаю, о ком вы говорите, — парень стряхнул пепел на пол. — На отца работает много людей.

Действительно, Максим часто думал, кто из многочисленной бригады отца мог совершить то преступление, о котором говорила судья. Все они относились к парню уважительно, может, поэтому он не мог различить за их доброжелательными улыбками что-то совсем противоположное. Так же он не мог вспомнить, кто мог снимать на пленку сына судьи — отчасти потому, что она так и не объяснила, снимали Илью просто так, для развлечения, или специально, под заказ отца. Вроде серьезно увлекающихся съемкой в бригаде не было, хотя видеокамеры имели, конечно же, все.

И он помог бы судье, мог себе в этом поклясться, так как проникся к ней жалостью; недовольство в нем возникало, когда приходилось отправляться в сырой погреб и когда не в силах был терпеть режущую боль внизу живота — это было самое унизительное.

Ширяева сказала, что не собирается долго держать его в плену. Интересно, подумал он, как будут проходить "проводы". До сегодняшнего дня он представлял себе шум во дворе, выкрики, больше похожие на злобный лай, бледное лицо отца, насмерть перепуганное — Ширяевой…

Эта мысль заставила его вспомнить, что в погребе водятся мыши. Сидя на тарном ящике, он еще в первый день заточения в темницу уловил шорох в углу и слабое попискивание. Он испугался, что мышей может быть очень много, и он, большой и сильный, не в силах будет справиться с ними.

Все эти мысли от темноты и одиночества, от неизвестности, которая выбивала из глаз слезы обиды. Он был слаб перед этими маленькими существами. Даже комары, прилепившиеся к потолку, виделись ему настоящими вампирами; но, как оказалось, они не кусались, и парень, обращаясь к познаниям за девятый класс средней школы, не совсем уверенно, правда, определился: самцы, кровь пьют только самки.

Максим попробовал освободить металлическую лестницу, за которую был пристегнут наручниками, но она верхней частью упиралась в бетонное перекрытие, а нижний ее конец сидел глубоко в песке. Он даже пробовал подкопать под лестницу, углубился больше, чем на полметра, но края так и не достиг. И он даже нашел этому объяснение. Погреб выкопали слишком глубокий, вкопали лестницу; но грунтовые воды — их последствия хорошо были заметны на стенах погреба — заставили хозяев подсыпать грунта, отчего лестница оказалась глубоко сидящей в земле.

Если бы не это обстоятельство, он освободил бы лестницу, сумел вместе с ней выбраться наверх, выбежать со двора…

Однако сверху судья могла привалить крышку погреба чем-нибудь тяжелым или же поставить надежную подпорку.

Наверняка она, прежде чем сажать в погреб пленника, учла все.

Хитрая бестия!

Шаря по сырому песку, опасаясь наткнуться на мышь, он нашел ржавый гвоздь и попытался отомкнуть наручники, но все старания закончились ироничным замечанием судьи, обнаружившей следы на хромированном металле.

Ширяева приготовила ужин, включила приемник и присоединилась к Максиму — вот уже третий или четвертый раз она составляет ему компанию. Она держала тарелку с жареным картофелем на коленях, сидя на диване, ела без хлеба. Пленнику она положила в чашку вареные сосиски, сама же обошлась без мясного.

Позавтракав, глядя в окно, парень вздохнул. Валентина перехватила его взгляд.