Убить ворона

– Работой прежде всего. О личной жизни ничего не знаю, но небо он не любил, может, даже… – она помолчала, – боялся. Впрочем, это только мои, сугубо субъективные умозаключения.

– Вера Ивановна, а вы допускаете, что при таком отношении Савельев мог в последний момент отказаться от полета? Ну, сбежать, положим?

– Нет. Это проще всего сделать при осмотре у врача, легально, так сказать. Вот его полетный лист – давление нормальное, самочувствие удовлетворительное, алкоголь в крови не обнаружен.

– Словом, причин не было? Может, поэтому исчез тайком? Может, причины были не в здоровье?

– Трудно сказать. В любом случае Савельев имел право на что-нибудь пожаловаться, я бы отстранила его от полета, и никаких проблем, – Вера Ивановна вздохнула. – Какая трагедия! Нет-нет, трудно поверить… Я, вы знаете, тогда, в тот день, тоже подошла вот к этому окну, – она жестом позвала Турецкого к стеклянному квадрату, сквозь который открывалась обширная панорама на аэродром. – Темнело… Я видела, как летчики всей гурьбой шагали к этому злосчастному «Антею». Их было семеро. Я еще подумала: «Семь богатырей, как в сказке». – Ее глаза сузились в ангельской печальной улыбке.

– А скажите, вот уже из самого самолета он мог уйти?

– Вряд ли… Хотя… теоретически мог, конечно.

– Как?

– Ну, я не специалист, это мои домыслы. Ну вот там, видите, когда самолет на полосу выезжает, чтобы разгоняться, он стоит долго, моторы прогревает…

– Где-где?

– Отсюда не видно почти…

Значит, Савельев на борту самолета побывал. Комиссия по-прежнему упорно стоит на своей версии – трагедия произошла из-за неполадок в моторах, но тогда почему Савельев, судя по складывающейся картине, исчез из кабины в последний момент? Какой-то полный абсурд! Не ясновидящий же он, в конце концов! Просто не завод, а Бермудский треугольник.

Турецкий вспомнил утреннюю историю и поежился. Один астролог уже почил в бозе, Савельев, скорее всего, проявил чудеса прозрения и смылся. Кто следующий поразит воображение парапсихологическими способностями? Елена?… Пожалуй, в этой загадочной истории она единственная надежда, ниточка неразрывная, клубок, который, в конце концов, прикатится к Савельеву, если он еще жив, конечно…

Какая– то колючка не больно, но ощутимо впилась в сердце Александра: «Дурная профессия. Чего не хотелось бы до тоски, до одури, так это того, чтобы Елена прикасалась к этой истории. -Человек снова сцепился в нем со следователем. – Черт возьми, ну почему эта женщина пришла из моего собственного запутанного и недоброго мира и почему она еще и „чейная“ жена?»

Традиционный размазанный блин толченой картошки украшал подносы на всех столах, где отправляли свой ежедневный рабочий обед сотрудники администрации завода. Турецкий плавно вписался в этот солидный поток, состоящий из толстых тетенек, обсуждающих последнюю серию «Петербургских тайн» и озабоченных дяденек, катающих в руках тоненький газетный рулон. «Весьма кстати сейчас тоже заняться прессой», – Турецкий вытащил из кармана пиджака сложенный вчетверо крохотный печатный лист, который он скопировал в областном читальном зале, куда его привел и посадил Сабашов. «Ну-ка! Ну-ка! Что тут пишут наши акулы пера?» Турецкий водворил слева от тарелки со вторым свое чтиво, припечатав его стаканом с компотом. «Катастрофа в Намибии» – гласила маленькая заметка в «подвале» прошлогодней газеты. «Самолет „Антей“, по межправительственному договору осуществлявший поставку в Южно-Африканскую республику самолета „Су-32“, потерпел авиакатастрофу в районе столицы Намибии Виндхук и рухнул на городской рынок. По предварительным данным, погибло около 700 человек. Экипаж самолета не пострадал. Полиции удалось отбить экипаж у разъяренной толпы торговцев. Причины катастрофы выясняются».

«Какое забавное совпадение! „Антеи“ с истребителями на борту каждый год обрушиваются на головы мирных граждан, как неотвратимый дождик, а причины все выясняются и выясняются. А ведь об этой катастрофе что-то быстро замолчали. Может, оно и понятно – международный престиж, деньги, прибыль. – Турецкий вспомнил, как ожесточенно он перекапывал всю доступную новогорской библиотеке прессу, как терроризировал юную библиотекаршу, ожидая от нее все новых и новых пыльных газетных кип, как запрашивал свою родную прокуратуру и как ничего, кроме этого газетного сообщения о намибийской авиакатастрофе, не нашел. – Почему же в этом городе совпадений и пересечений никто не пожелал скрестить две параллельные прямые? А ведь может получиться интересное открытие, не хуже, чем у Лобачевского…»

Казалось, у Алексея Сергеевича накурено было пуще прежнего. Народ по-прежнему демократично сновал из кабинета и назад, а сам директор неизменно гасил в бесчисленных пепельницах все новые и новые едва начатые сигареты. Сегодня Лебедев пил не кофе, а апельсиновый сок. Заметив взгляд Турецкого на стакан, он живо отозвался:

– Перешел на более полезные напитки. От вулкана дыма отказаться не в силах, так хоть на кофе поберечь здоровье.