Я, конечно же, ему отказала, но он почти каждый день возвращался с цветами, украшениями и другими подарками. Он казался таким наивным, еще совсем мальчишкой, и это было так мило… В общем, однажды я позволила ему угостить меня ужином. Потом еще раз. Мы разговаривали, гуляли. Понимаете, я ни от кого не завишу – я не раб труппы. Дйати, наш хозяин, не имеет ничего против. Главное, чтобы я приходила на представления, собирала толпу и помогала с палаткой».
Помешав пальцем осадок в своем кубке, я дал знак принести нам еще вина. Я видел, как Харкхуф за спиной у Махатиксы опрокинул очередную кружку пива и без стыда ущипнул за ягодицы проходившую мимо обслуживающую нас девицу. Девица была молода, кокетлива, с пышными формами, но ее привлекательность не могла даже сравниться с красотой сидящей напротив меня женщины. Я провел пальцем по столу, оставив мокрые следы, и посмотрел в ее сверкающие черные глаза.
«И так продолжалось все лето и до поздней осени. Мы проводили время, убегая от привычной жизни, много гуляли. Ему нравился островок, на котором стоит Фарос, – и близко, и в то же время далеко. Там мы могли уединиться. Конечно, он не мог ходить со мной на официальные мероприятия – его семья не одобрила бы этого. Но в неформальной обстановке мы встречались с его друзьями и другими людьми нашего возраста. Я познакомилась с Лутацием и Порцием – они мне понравились. Я также видела Друсуса, но он показался менее приятным – слишком категоричен, слишком горд историей своего рода, чтобы не осуждать нас. Мы с Кэзо вместе ходили на интермедии и игры, закрытые поэтические вечера, в таверны с более непринужденной обстановкой. В Эгретии много всего происходит ночью – нужно лишь знать места и людей.
Он пытался давать обещания, которые не смог бы сдержать, – о том, что женится на мне однажды. Я изо всех сил старалась разубедить его. Его семья никогда не допустила бы этого, он бы никогда не смог стать частью нашей жизни, а я никогда не согласилась бы сидеть взаперти, как какая-то эгретская матрона. Но он не слушал. Он все повторял, что однажды придумает, как все устроить, и плевать на общественный строй.
Я, конечно, пыталась охладить его пыл, хоть и безуспешно. К счастью, отец отправил его на Кеброс. Кэзо дулся и ругался, но все-таки поехал, покорившись воле родителя.
Зимой моя труппа гастролировала по Геллике. Мы посетили Гераклион, Эфемезику и Фрилию. Вернулись весной на судне. Последние несколько недель я его не видела, и мне было интересно, появится ли он снова. А теперь вы приходите и говорите, что он мертв…». Она опять вздрогнула.
«Вы, должно быть, расстроены». Я положил свою правую руку поверх левой руки Махатиксы в знак сочувствия. Вероятно, она привыкла к такого рода жестам со стороны мужчин и даже не глянула вниз. К тому же флиртом она тоже зарабатывала на жизнь, поэтому не убрала свою руку. И я не буду себе льстить, что мог ее заинтересовать как мужчина.
«Скажите, – решил я продолжить разговор, – вы же митзрана, не так ли?» Она кивнула, и я продолжил: «Ваши люди чрезвычайно интересуются загробной жизнью. Они даже сохраняют тела умерших для жизни после смерти. Проявлял ли Кэзо интерес к этой теме?»
«Вовсе нет, – сказала она. – Он больше интересовался светской жизнью; о многом мечтал, но был недостаточно решителен, чтобы достичь чего-то помимо заурядной карьеры купца в отцовском деле».
Продолжая держать свою руку поверх ее, я осторожно пододвинул ее ближе к себе, глядя ей в глаза. Когда она коснулась следов винного осадка, оставленных мною на столе, я ощутил легкое тепло, идущее от ее рук, краем глаза увидел их блеск и мерцание и почувствовал едва уловимую нотку свежести после дождя.
«Довольно, – сказал я. – Какой смысл лгать? Мы оба знаем, что он интересовался этими вопросами и делился с вами». Отпрянув, она попыталась выдернуть руку, но я крепко держал ее запястье. «Прошу вас, давайте решим все культурно. Если вы оглянетесь, то увидите, что Харкхуф уже довольно пьян благодаря моей щедрости. Попробуете кричать и звать на помощь…»
Вытянув правый указательный палец, я опустил его в слегка светящийся винный след сбоку и провел им через ее запястье, коснувшись винного узора с другой стороны. Я убрал свою руку. Попытавшись убрать свою, она поняла, что привязана к столу сверкающим узором, крепко удерживающим ее запястье.
«Я всего лишь обычный гражданин, сидящий напротив чужеземки. А вы, с другой стороны, не сможете убрать руку со стола, пока не перестанете лгать». Посмотрев в ее глаза, я увидел слезы отчаяния, к которому примешивался страх. «Прошу вас, не бойтесь. Я не причиню вам вреда. Мне всего лишь нужно знать, что было опущено в вашем рассказе».
Она снова попыталась выдернуть руку, но безрезультатно, оглянулась на Харкхуфа, но тот что-то невнятно бормотал себе под нос. Сдавшись, она села удобней, выпрямилась и посмотрела мне прямо в глаза.
«Я не лгала, – сказала она жестко. – Все, что я сказала, – правда».
Узор стал немного ярче. «Вы что-то опустили».