Убить Зверстра

— Валентине можно, — подтверждает дискриминацию Ясенева.

— А мне?

— Тебе нельзя.

— Почему? Я что — рыжая?

— Нет, ты — юная. Валентина знает жизнь, даже несколько устала от нее, это раз. Она достигла своего потолка и не желает большего, это два. Поэтому ей можно развлекаться. А ты еще не заслужила этого. Тебе, голубушка, надо нагружаться, расти. Ты должна воспитывать в себе внутреннюю привлекательность, приобретать духовный и интеллектуальный багаж для воспитания будущих детей. А ты теряешь время, занимаясь чепухой.

— Что же мне читать, про передовиков производства? — язвила я.

— Теперь, к сожалению, такие книги не пишут, — серьезно сказала Ясенева и протянула мне «Мечта» Эмиль Золя. — Каждую страницу будешь мне пересказывать.

Я была в шоке! Прочитав первые двадцать страниц, я ничего не поняла и ничего не запомнила, о чем чистосердечно призналась своей мучительнице.

— Что делать? — спросила я в конце исповеди.

— Начинай читать сначала.

— И сколько это должно продолжаться? Я, между прочим, работаю продавцом книг, а не…

— Это точно, — перебила она меня. — Ты вообще еще в жизни — сущее «между прочим».

— То есть?

— То есть ничего собой не представляешь.

— Спасибо!

— Потом поблагодаришь, — невозмутимо предложила она. — Читай, не ленись.

Пересказывать ей книгу я начала после восьмого прочтения, и вовсе не потому, что бездарная или склеротичная. Оказалось, что мне при чтении надо не думать об Алешке, а стараться вникать в характеры героев и мотивы их поступков. Когда я это поняла, сама, заметьте, то дело пошло быстрее. Вскоре были преодолены «Страницы любви», «Завоевание Плассана». А там дело дошло до «Чрева Парижа», затем и вовсе до Шекспира.

Хороший детектив — это тот компромисс, на который Ясенева шла со мной.

Да, так вот — я читала Маринину, когда Ясенева проснулась и заговорила сама с собой. Конечно, она удивилась, обнаружив меня в палате. И тут одно из двух. Если она после приступа стала так мудра и проницательна, как два нормально мудрых и проницательных человека, то мне ей ничего и не придется лепетать, ибо в этом не будет необходимости; или же я тоже не дура, а талантливая ее ученица, и она мне поверит. Хотя для этого я вынуждена буду поднапрячься не только фантазией, но и сценическими способностями, для пущей убедительности.

Не говорить же ей правду, ей-богу!

А правда состояла в следующем. В шесть часов утра мне позвонил Павел Семенович Ясенев и попросил, чтобы я госпитализировалась в больницу, где лечится его жена.

— Вас поместят в ее палату, об этом я уже договорился с Гоголевой, — сказал он.

— А что случилось? — не сразу уразумела я суть просьбы.

— У Дарьи Петровны был приступ. Он случился во сне, видимо, на фоне тяжелых сновидений. Это очень опасный симптом, ей нельзя оставаться одной. В то же время Елизавета Климовна не хочет подселять ее к другим больным, чтобы ей не стало хуже.

Лететь невесть куда по первому зову мне было не впервой. Я собралась за полчаса, а еще через десять минут за мной заехал Ясенев. В семь часов я уже досыпала в палате, обогащенная информацией о событиях истекшей ночи из первых уст Надежды Борисовны и Виты.

Сейчас было восемь часов. Пять минут назад сюда заглянула Гоголева.

— На посту? — поинтересовалась она, как будто не сама устроила мне эту работенку.

— При исполнении! — отрапортовала я бодро, на всякий случай: если Ясенева выгонит с работы за отсутствие усердия, то вдруг возьмут сюда сиделкой.

— Тогда не спи, а следи за капельницей. Минут через пять позовешь процедурную медсестру, чтобы она ее отключила.

— О’кей! — взяла я под козырек.

Просто удивительно, с какой легкостью я меняю своих шефинь. Вот уже и эта прижилась в душе. Но Гоголева не уходила. Она понизила голос и, кивнув на Ясеневу, спросила:

— Ну, как она?

— Без сновидений, — заверила я, намекнув, заодно, что знакома с ситуацией.

— Да ну?

— Судите сами: спит и в ус не дует.

— А-а, — понятливо протянула Гоголева и закрыла дверь.

От ее стука, видимо, Ясенева и проснулась.

— А ты как здесь оказалась? — еле разлепила она губы, после того как успела меня приструнить. — Почему ты в халате и валяешься на кровати?

— Честно? — пошла я ва-банк.

— Как умеешь.

— А вы уже вполне проснулись или это у вас транзитная пересадка?

— Не зарывайся, — предупредила меня изнуренная болезнью шефиня.

— Заболела я.

— Чем?

— Тем же, чем и вы. У вас ведь болячка заразная. Вы что, не знали?

— А ну быстро сознавайся, дерзкая девчонка, кто тебя ко мне приставил?

— Алешка, — смиренно произнесла я, поверив сама себе, тем более что причины к этому были, о чем я со спокойной совестью и собиралась поведать.

— Зови медсестру, — напомнила мне Ясенева о небрежно выполняемых мною обязанностях на новом поприще, показывая глазами на опустевшую бутылочку с лекарством. — Але-ешка… — безнадежно передразнила она меня.