Убитая монета

…Так что, понятное дело, серебряные фамильные рубли были известны каждому уважающему себя нумизмату. А вот о существовании золотых мало кто знал, хотя чеканка монет не в своем металле — не такая уж редкость. Серебро в золоте. Или серебро в меди. Золото в серебре. Серебро в платине… Бывает даже медь в золоте, но редко. Зачастую это новоделы, то есть монеты, отчеканенные на самом деле позже, хотя и они все-таки очень редкие.

Но уж если вдруг обнаруживаются оригинальные! Ни тогда, ни сейчас Белкин даже представить себе не мог, сколько может стоить золотой «семейник» из специального хранилища, переданный им когда-то Леверману. А ведь через его руки прошел к Леониду Борисовичу еще и золотой рубль Екатерины Великой 1762 года — тот самый, который отчеканили, якобы, для участников легендарного дворцового переворота. И «Золотой конь» 1859 года был, и золотой «Свадебник» 1841 года — самые, что ни на есть, подлинные дубликаты коллекции Эрмитажа… Помнится, ему точно переданы были и пробные двадцать рублей 1755 года, и тот самый империал 1757 года с портретом работы Жака Дасье, который в массовый тираж так и не пошел…

Вот ведь парадокс, — подумал Белкин. Когда монета «проваливается», так сказать, в своем прямом и первом назначении, в денежном обороте, то становится редкостью. А успешная — тиражируется до полной обыкновенности. Но монеты, «отверженные» денежным оборотом, зачастую оказывают очень сильное влияние на тиражные монеты, ведь приглашали-то для их создания известных, выдающихся иностранных мастеров, таких, как Гедлингер, или тот же Дасье…

На такие раритетные экземпляры хорошо вербовать нумизматов — эти люди за нужную монету в своей коллекции душу черту продадут, не то, что Родину советскому шпиону… Не обычная «медовая» ловушка, так сказать, а нумизматическая. Также очень удобно рассчитываться с агентурой: откуда новый домик на Лазурном берегу? Да продал тут одну монету… А она откуда? От покойной бабушки, семейная реликвия, досталась по наследству. Магазинчик антиквариата вполне можно использовать и как место встречи, место нужных знакомств и полезных контактов, и в качестве идеального «почтового ящика», или для прикрытия мини-резидентуры…

В общем, Павел Олегович Белкин всегда имел дело с золотыми монетами и разбирался в них ровно настолько, насколько это было необходимо для выполнения поставленных задач. Поэтому сейчас он без особого интереса прошелся по временной экспозиции российских медных денег, которую организовал в одном из своих филиалов Художественно-исторический музей.

Народу на выставке было немного. Во-первых, самая середина рабочего дня, а во-вторых, торжественное открытие с телевидением, чиновниками по культуре, именитыми коллекционерами и представителями общественности, прошло уже почти две недели назад, так что все, кто хотел и по-настоящему интересовался, уже здесь побывали. И теперь экспозиция просто-напросто доживала назначенный срок, чтобы уступить место следующему календарному мероприятию.

Надо заметить, что последний раз Павел Олегович был на похожей выставке еще в детстве, вместе со школьной экскурсией. У его классной руководительницы, которая вела историю и обществоведение, был муж-нумизмат, который хотел заразить своей страстью хотя бы кого-то из учеников — вот и отправились они всем классом в культпоход. Без особого толка и без желания, надо сказать, потому что не очень укладывалось в головах юных ленинцев, как сочетаются старые деньги и скорое построение коммунизма.

Причем, тогда намного больше, чем монеты под стеклом, Паше Белкину запомнились из того дня какие-то особо злобные старушки-смотрительницы, по одной на каждый зал. Их мотивацией была, конечно же, вовсе не маленькая зарплата, а возможность как бы на законных основаниях повелевать, то есть облаивать публику и по поводу, и без повода: не опираться на стенд! не галдеть! проходить, не задерживаться! Даже слово такое было, помниться, в советские времена — «помухтарить», то есть поработать служебной собакой, на людей погавкать, даже не поднимаясь на задние лапы. «Ходят тут всякие…» Некоторые посетители из провинции вполне могли даже опешить, или прощения попросить.

Такой бабушке, надзирательнице, плохо спится, да и нельзя спать на работе — начальство заругает. А развлечений хочется. Читать надписи рядом с монетами? Зрения нет, да и скучно. Одна надежда у бабушки на посетителей, на любых посетителей — а уж нарушителей она из них сама сделает. Поэтому нет, чтобы со своими внуками сидеть и не дать им дойти до сумы, или до тюрьмы — во все дни, кроме законных своих выходных, тащится бабушка в переполненном автобусе на работу. Разумеется, есть у каждой бабушки из музея и своя тайная мечта — поймать настоящего расхитителя социалистической собственности, а потом чтобы ее наградили, пусть даже посмертно. Поэтому ждет бабушка своего часа, и лает, лает и ждет, готовая к прыжку…