Убитая монета

Да вот только лаять, практически, не на кого. С одной стороны — всеобщий дефицит, с другой — полное отсутствие у населения привычки ходить на выставки монет. Среди сторожевых старушек существует конкуренция за место в людном зале, так что на нумизматику попадают из них нерадивые и потому самые озлобленные. Своего рода музейные изгои, вынужденные наблюдать, как слоняются перед витринами заплутавшие посетители из других залов, редкие дети с родителями, непонятные темные личности, одинокие тайные коллекционеры и обязательные пиджачные интеллигенты в потертых костюмах. Бывает еще, заглядывают сюда старушки с внуками — в надежде, что мальчик заинтересуется, пойдет в кружок и не вырастет хулиганом. Или заедет какой-нибудь профессор-нумизмат с молодой женой — сам рассматривает с умным видом монеты, а жена показывает себя…

Между прочим, примерно с тех пор одним из любимых фильмов Павла Белкина стала авантюрная мелодрама «Как украсть миллион» с очаровательной Одри Хепберн. В ней как раз речь идет про подделки известных предметов искусства и про музейные кражи…

В современной России нумизматические выставки широко анонсируются и обсуждаются в Интернете, однако общее впечатление можно и сейчас выразить одним словом: никого. За редким исключением, народу на них откровенно мало, причем большинство, как и прежде, случайные люди — зашли и вышли в другой зал. Кто-то из гостей города, например, не задорого убивает время до отправления поезда. Кого-то, не спрашивая, записали на экскурсию для пенсионеров — и только те же пиджачные интеллигенты, все в тех же потертых костюмах остаются привычными посетителями мероприятий подобного рода.

…Павел Олегович встретился с Олигархом, как и планировали — возле информационного стенда, посвященного легендарному нумизмату графу Эмерику Карловичу Гуттен-Чапскому — участнику Крымской войны, камергеру и вице-губернатору.

Первоначально коллекцию этого польского аристократа составляли русские удельные монеты. К началу 1860 года она насчитывала больше трех тысяч единиц хранения, а затем граф начал собирать и систематизировать также польские монеты — эту часть своей коллекции, в которой накопилось почти 12 тысяч монет и медалей, граф описал в пятитомном каталоге. По его завещанию был создан музей нумизматики, который в 1903 году передали в дар городу Кракову и сделали отделом Национального музея.

Коллекцию же российских монет граф продал Великому князю Георгию Михайловичу за шестьдесят с чем-то тысяч рублей и условно занимает почетное третье место среди коллекционеров монет Российской империи — после самого Великого князя и братьев Толстых, один из которых был до революции товарищем министра народного образования. По поводу этой нумизматической табели о рангах идут нескончаемые дискуссии, однако ни у кого не вызывает сомнения, что именно этому польскому графу принадлежит самый знаменитый коллекционерский значок на российских монетах — «буква С, звезда и полумесяц», которые ставились на аверсе, или на реверсе. Значки такого рода в целом — редкое явление, и цель пометки им монет осталась неизвестна, однако значок графа, как символ подлинности и качества, пробуют подделать и подделывают до сих пор…

— Замечательный, все-таки, был человек, — покачал головой Олигарх.

— Вы, простите, не про покойного Левермана?

— Нет, про покойного графа, — Олигарх улыбнулся одними губами. — Впрочем, как известно, некоторые считают значки порчей монеты. Вот, к примеру корифей Уздеников… Хотя такие отметины по идее должны указываться при грейде[4], как механическая порча монеты, тем не менее — не указывают. Вот если я накарябаю что-то на монете, или вы, то хорошую оценку она не получит.

— Ну, мы-то с вами должны быть ему благодарны, — напомнил Павел Олегович. — Если бы не коллекционерские значки на серебре из коллекции Левермана…

— Да, пожалуй, — признал Олигарх. — Наш общий знакомый, генерал, говорит, что вы лично с ним работали?

Павел Олегович подумал, не уточнить ли, кого именно имеет в виду собеседник, графа или еврейского эмигранта, но потом все-таки решил не повторять одну шутку два раза:

— Генералу можно доверять.

— Он убеждает меня, что это не ваши люди тогда устранили Левермана.

— И в этом генералу вполне можно верить… Леонид Борисович был, конечно, редкий сукин сын. Но этот был наш сукин сын. Поэтому — мы его не убивали. Смысла нет.

Дальше стоять перед информационным стендом было неудобно.

К тому же, посмотреть на исторические монеты, привели целую группу учащихся пятого или шестого класса, так что сразу вокруг стало шумно и тесновато. Поэтому собеседники переместились в соседний зал, а за ними, держась на почтительном расстоянии, проследовал один из охранников, который выглядел здесь так же неуместно, как виолончель среди спортивных тренажеров.

— Скажите, правда, что у Левермана имелось много дублей?

— Да, — кивнул Павел Олегович. — Все-таки, он был больше спекулянт, чем коллекционер.

— Спекулянт, — усмехнулся Олигарх, — какое забытое советское слово…

— Извините, — на всякий случай попросил прощения Белкин.