Убитая монета

— Для себя… — Александр посмотрел на часы. — Пора идти. Надеюсь, мы еще увидимся?

— Даже не сомневайся, дорогой партнер.

В этом итальянском ресторане счет включал чаевые, поэтому Мария расплатилась картой.

* * *

Даже самая маленькая переговорная комната отеля все равно оказалась слишком большой для этой встречи. Овальный стол темно-красного дерева, дюжина кожаных кресел, пластиковые бутылочки с водой и стаканы, расставленные перед каждым. А еще — матовый черный экран на стене, какая-то аппаратура для презентаций, многочисленные видеокамеры и микрофоны, откровенно подчеркивающие возможную запись происходящего.

— Австрия всегда была в тени банковской тайны Швейцарии. Особенно, Вена… — господин Широков говорил, не обращаясь ни к кому персонально, однако посмотрел при этом на Владимира Александровича. — Видите ли, господин адвокат, Австрия — это и маленькая Швейцария, и большой Лихтенштейн.

— То есть, вы не можете раскрыть нам имя владельца коллекции?

— Увы, господин Виноградов… — он покосился на визитную карточку, лежащую на полированной поверхности стола. — Я просто не имею на это права.

— Не можете, или не хотите? — Подал голос со своего места Живчик.

В принципе, подумал Владимир Александрович, во времена его молодости после этого разговор вполне можно было заканчивать. Хотя, возможно, он просто немного отвык от бесцеремонности…

— Вы вообще представляете, господа, что такое траст?

— Доверие?

— В определенном смысле, — кивнул адвокату Широков. — Но не только.

— Ну, да… «ин год ви траст»[8]? — В свою очередь, на деревянном английском припомнил Живчик. — А остальное, как говорится, наличными, верно?

— В нашем случае я имею в виду не траст в чистом виде, а то, что теперь стало принято называть трастовым фондом. Траст — это, собственно, договор, в соответствии с которым одно лицо передает другому лицу имущество, которым тот обязуется владеть и управлять в интересах определенных лиц. А трастовый фонд — независимое юридическое лицо, которое занимается активами в пользу заказчиков. Как правило, он используется для сохранения денег, инвестиций, имущества, работающего бизнеса и тому подобного от посягательства третьих лиц, чтобы в будущем сохранить активы в семье и передать их по наследству. Иногда такой фонд для простоты тоже называют «трастом».

— Да, понятно, — кивнул Виноградов, напряженно пытаясь понять, к чему ведет его собеседник.

Известная Владимиру Александровичу из далекого университетского курса история возникновения подобных фондов, очень схематично, была примерно такова. Некто живет рядом с церковью и ходит в нее всю жизнь, а раньше туда ходили его предки. Он нажил денег и хочет, чтобы после его смерти эта церковь не зачахла. Можно передать деньги церкви. Можно завещать наследникам помогать этой церкви. А можно создать специальный фонд — в Швейцарии или в Лихтенштейне, например. После смерти доброго прихожанина фонд будет тратить деньги на содержание церкви пока они не кончатся. При этом, чтобы фонды находились в странах со стабильной валютой, редко изменяемым законодательством, законопослушным населением…

— Один из самых знаменитых фондов, или трастов, не важно, как именно он оформлен юридически — это всем известный фонд Нобеля, из которого платятся Нобелевские премии. Основатель именного фонда Альфред Нобель оставил свои деньги в доверительное управление именно с такой целью. Насколько я знаю, его фонд может размещать средства на депозитах, их можно вкладывать в акции, облигации и тому подобное, тратить деньги на содержание собственно фонда, но основные расходы — это все-таки выплата премий, — продолжил господин Широков. — Мы периодически можем там и сям услышать про фонд такого-то. Фондом такого-то финансируется то-то… Траст в английском, есть, прежде всего, доверительное управление. И мы не задумываемся о том, что это такое и почему именно фонд выбран для реализации какой-либо цели, и зачем вообще нужно это доверительное управление. Почему кто-то предпочитает именно такую форму сейчас, или в прошлом…

Его слушали все участники переговоров, хотя каждый по-своему. Владимир Александрович, который привык за много лет работы адвокатом и к монологам своих доверителей, и к выступлениям оппонентов, анализировал не только сами слова господина Широкова, но также его манеру говорить, интонации, жесты. Расположившийся рядом Живчик, казалось, наоборот — с самого начала встречи едва сдерживал себя, чтобы не перебить Андрея Адольфовича, и постоянно косился на Йозефа, молодого сотрудника аукциона, занявшего место немного поодаль от остальных. Переводчик на этой встрече явно был не нужен. Однако Виноградов, в отличие от своего сопровождающего, прекрасно понимал, что присутствие четвертого русскоязычного человека при общении организатора с потенциальными участниками аукциона из России было не только чем-то вроде протокольной необходимости. Это следовало расценивать, скорее, в качестве некой дополнительной страховки от возможных двусмысленных ситуаций и подозрений.