Убитая монета

— Господин Широков, я во всем этом разбираюсь плохо. Но, по-моему, коллекция Левермана и представляется, наверное, последней возможностью купить заведомо подлинную монету, — попытался разрядить обстановку адвокат. — Знаете, мне даже кажется, что такая коллекция на вашем аукционе — это реальная возможность прикоснуться к истории отечественной нумизматики…

— Тем более, с оригинальными карточками коллекционера, — снова перехватил инициативу напористый Живчик. — Наследница, интересы которой мы здесь представляем, даже могла бы их предоставить в распоряжение организаторов. Так что ваш аукцион как бы смыкался тогда через ее отца с коллекцией Гуттен-Чапского, в плане знаменитого и подтвержденного провенанса. И вот тогда имя основателя фонда, да и ваше имя тоже, вполне себе встали бы в ряд с Зубовым, с Толстым, или даже… чего уж там… с самим Георгием Михайловичем!

Это был, наверное, перебор, но Широков так не посчитал:

— Хорошо, господа, — неожиданно легко согласился он. — Допустим, это действительно серебро из коллекции господина Левермана. Однако монеты были переданы на наш аукцион через трастовый фонд, официально зарегистрированный в Лихтенштейне. Все законно, так что ваша доверительница не может ничего нам предъявить. Фонд — ведь это не наследство, с точки зрения права, согласны?

— Кем на этот аукцион была передана коллекция? — Спросил Живчик быстро, хотя и без особой надежды.

— Трастовым фондом, как я уже сказал, — спокойно посмотрел на него Андрей Адольфович.

— А как она попала в распоряжение фонда?

— Совершенно законным образом. Это все, что я могу вам ответить.

Владимиру Александровичу показалось, что вот теперь их разговор опять зашел в тупик, однако Широков продолжил:

— Допустим, некий австрийский гражданин создал трастовый фонд и, — подчеркиваю, на условиях анонимности — передал этому фонду коллекцию монет, которая ранее действительно принадлежала знаменитому коллекционеру, эмигранту из России по фамилии Леверман. Расходы на содержание фонда составляют тысячи евро в год. Средства на это могут храниться на счетах банка, либо поступать от реализации одного-двух дублетов, то есть далеко не самых ценных монет. А сама коллекция может быть и в хранилище банка, и в специализированном хранилище. Учредительные документы фонда предусматривают анонимность создателя фонда, а также любые сведения о составе и местонахождении коллекции. — Видно было, что Андрей Адольфович сейчас обращается, в первую очередь, к Виноградову:

— Принадлежащие фондам монеты могут быть даже юридически и физически помещены в специальную таможенную зону рядом с Женевой, предназначенную для хранения произведений искусства. Если коллекция будет продана на аукционе в ЕС или Швейцарии, то она на бумаге и физически будет вывезена из страны проведения аукциона, а значит, такая продажа, как экспорт, подлежит освобождению от уплаты НДС. А затем монеты никуда не будут ввезены, только в эту таможенную зону. Таким образом, входящего НДС или пошлин по ввозу в какую-либо страну не будет. Швейцарцы на этом, конечно, что-то заработают — как же без этого и зачем иначе это им все будет нужно, спрашивается, но это все равно будет выгоднее, так как расходы меньше…

Получается, сообразил Владимир Александрович, что господин Широков — одновременно, и трастовый фонд, и аукцион. Живчик вчера рассказывал, что главная сложность в соединении большой коллекции и нумизматического аукциона, это заполучить такую коллекцию для торгов… В данном случае все было просто — аукцион получает монеты Левермана потому, что их передал фонд.

— Интересно, — уточнил адвокат, — а почему решено было проводить аукцион именно здесь?

— Потому что Россия, как вы понимаете, не вариант. Германия не годится — новое антикварное законодательство очень скоро окончательно убьет немецкий рынок. Лондон тоже не очень подходит, хотя и понятно, что он набит нашими бывшими соотечественниками, даже со Швейцарией все не так просто… — вздохнул Андрей Адольфович. — Остается только Австрия — в ней много наших с видами на жительство, и самые демократичные условия.

— Вы это все к чему рассказываете?

Живчик задал вопрос таким тоном, что Владимир Александрович почувствовал себя неловко.

— Чтобы никому не пришло в голову делать глупости. Управление фондом устроено так, что я, как его управляющий, при всем желании, даже под угрозой убийства любимой собаки или похищения не менее любимой жены, все равно не смог бы ничего никому передать из коллекции, находящейся в распоряжение фонда. Ни одной самой мелкой и самой дешевой монетки.

В разговоре возникла тяжелая, напряженная пауза, которую первым решился прервать Виноградов:

— Андрей Адольфович, простите, а вы не можете, хотя бы, просто передать основателю фонда о нашем желании встретиться с ним?

— К сожалению, господин адвокат, теперь это невозможно, — вздохнул Широков. — Основатель фонда скончался, именно поэтому фонд и был активирован.

— В каком смысле? — Не сразу понял адвокат.