Убитая монета

— Да, это «пробник». То есть вариант монеты, выпущенный для утверждения оформления аверса и реверса… ну, или для каких-нибудь технологических экспериментов. Например, среди петровских «пробников» самым дорогим считается медный пятак неутвержденного образца, датированный 1723 годом, — он был недавно продан на торгах почти за шесть с половиной миллионов. А пробный рубль 1796 года, единственная оригинальная монета с портретом Павла Первого, ушел в две тысячи седьмом за двести с лишним миллионов.

— Долларов?

— Рублей, конечно, — улыбнулся Живчик. — Ну, на практике, принято считать пробными только те монеты, по которым в архивах есть соответствующие документы. Иначе как отличить, например, мелко тиражные монеты от пробных? Но нет правил без исключений, вроде нашего, которые, собственно, только подтверждают правила. Отсутствие документов по «Бензельному Антонычу» вполне себе объяснимо, учитывая, что память о нем императрица Елизавета хотела стереть, а монеты целенаправленно изымались из обращения. Причем с угрозой нешутейных санкций!

— Вообще-то, — заметила Мария, — отсутствие исторических документов породило совсем уж конспирологические версии о том, что «Бензельные Антонычи» — не более, чем фантазийный новодел.

— Что значит — фантазийный новодел?

— Строго говоря, по определению Узденикова, — это специфическая подделка монеты, никогда не существовавшей в оригинале, на самом деле.

— Такие, кстати, тоже люди собирают. И торгуют ими, и неплохо зарабатывают… — Живчик многозначительно посмотрел на Марию, очевидно, продолжая какой-то давний и неоконченный спор с ней.

— В общем, как бы то ни было, мы уверены, что это монета из коллекции моего отца, — Мария положила в картонную папку глянцевый каталог и завязала тесемки. — Точнее, из той части коллекции, которая пропала после его смерти.

— А подробнее? — Адвокат потянулся за ручкой. Он вообще любил делать пометки в своем ежедневнике, чтобы не запутаться в материале с самого начала.

— К моменту ареста отец уже собрал большую коллекцию монет, одну из лучших в городе. Разумеется, следователи и прочие товарищи из КГБ делали у нас несколько обысков. Я помню… — Мария Леверман опять потянулась за сигаретой и опять не закурила. — Перерыли они тогда все сверху донизу — и квартиру, и дачу, забрали кое-что, но, по большому счету, мало что нашли. После освобождения отец как-то многое вывез. Кое-то из коллекции нам оставил — чтобы хватило не голодать, на то время, пока он за границей обустроится, и нас с мамой к себе заберет. Мы же с ней так думали, он обещал…

Дочь знаменитого нумизмата была, судя по всему, сильной женщиной, но даже ей понадобилось какое-то время, чтобы справиться с давними воспоминаниями:

— Короче, никуда он нас не вывез, ни в какую заграницу. Да и не собирался, наверное. Позже выяснилось, зато, что во время нахождения в Австрии отец из своей коллекции российских монет ничего не растратил, а наоборот — пополнял ее, так что к началу нашей перестройки сделал едва ли не самой крупной в Западной Европе. А когда смог вернуться — кое-что перетащил даже обратно по своим каналам, хотя большая часть так и осталась там, в каком-то банке.

Мария Леверман положила ладонь на картонную папку:

— Но каталог своей коллекции отец сюда привез, он вообще с ним не расставался. Дополнял что-то постоянно, делал пометки, дописывал. И хранил эти чемоданы в квартире у нас с мамой, чтобы мы могли потом, если что… Мы, конечно, пытались. Но после смерти отца та часть его коллекции, самая ценная, которая оставалась в Австрии, бесследно пропала. Нам досталась примерно третья часть, а то и меньше.

Наследница сделала паузу, и Виноградов позволил себе уточнить:

— И вы полагаете, что теперь, спустя столько лет, этот самый «Антоныч» из коллекции вашего отца всплыл на аукционе?

— Не только он всплыл… — как оказалось, в папке с тесемками хранились не только карточки с фотоснимками. Еще там была, по меньшей мере, одна потрепанная тетрадь в клеточку, на девяносто шесть листов — из тех, которые раньше называли «общими». Из-под ее темно-коричневого обреза выглядывали пестрые узкие язычки вполне современных закладок. — Да, конечно, считается, что картотека намного удобнее тетрадного каталога. А сейчас вообще есть компьютерные программы для учета монет, но отец начал делать свою коллекцию еще в те времена, когда и фотоаппарат был не в каждой семье. Поэтому не удивляйтесь…

Мария Леверман повернула тетрадь к Виноградову, открыла ее на одной из закладок, и адвокат снова увидел значки, буквы и символы, очень похожие на те, которые были на карточке. Только здесь, в качестве иллюстраций, вместо фотографических изображений темнели кружки, проштрихованные через бумагу простым грифельным карандашом.

— На западе так никто никогда не делал, только в СССР. Там берется какой-нибудь печатный каталог — и прямо в нем отмечаются монеты, которые у тебя есть. Очень наглядно. Но, сами помните, у нас все было дефицитом, а уж издания для нумизматов и подавно, — прокомментировал Живчик.