Люди боятся того, чего могут бояться. Нового, неизвестного. Непривычного. Странного. Люди не хотят смотреть на красоту и разнообразие жизни. Скольких животных погубили в моем родном мире? Я оглянулась на Странника, и он ускорился — нет, переместился ко мне, и я, замирая, тронула его голову. Жесткая и в то же время очень нежная шерсть, гладкая и прохладная. Не особенно отдавая отчет, что я делаю, я почесала его за ухом, и Странник издал довольное урчание. Я заставила себя не отдергивать руку.
Я тоже, черт побери, человек. Что во мне роднит меня с теми, кто хотел истребить удивительных волшебных животных — может быть, страх?..
Я не хочу больше бояться. Наивно, но в лесу, полном непознанного, рядом с теми, кого считали чудовищами те, кто считал отбросом меня, я ощущала спокойствие. Со мной рядом бежало вечное существо и просило немного ласки, и было так легко дать ему то, что оно хочет.
Может быть, я смогу начать новую жизнь? Но я до сих пор не знала главное — судьбу принцесс, добравшихся до Астри…
Глава 13
Чувство безопасности, пусть обманчивое, расслабляет. Я вспоминала, как спала у меня на коленях Марибель, и думала, кажется, и молилась — только бы с ней было все хорошо! — и потом сама свернулась клубочком на телеге. Что бы под дерюжкой ни лежало, даже провонявшая мочой кожа, она была мягкая, и я задремала. Под утро начало холодать, я сквозь сон усмотрела, как меня накрыли чем-то теплым.
Я проснулась от криков, но не тревожных, наоборот. Веселыми я бы эти вопли тоже не назвала, скорее азартными, базарными, я приоткрыла один глаз, потом второй и убедилась, что так и есть: телеги и лошади стояли на просторной рыночной площади, и Сомро и Монто активно торговались с другими гномами. Самый важный гном был одет в абсолютно мультяшную шляпу, напомнил мне Муми-тролля, и я, нежась под гобеленом, заулыбалась. Вот я и в Астри… но не стоит обольщаться и думать, что все закончилось и закончилось хорошо.
Как говорят — не путайте туризм с эмиграцией?..
Сомро увидел, что я проснулась, сунул мне вяленое мясо, кружку пива и согнал с телеги. Я не пререкалась, тихонько слезла, чтобы не привлекать внимания, и попыталась удрать в каменную нишу какого-то здания, но не удалось: меня заметили.
— Ой! Человек! — услышала я женский голос, и, растолкав остальных, передо мной оказалась молодая, крепко сложенная, очень красивая гномка. Настолько красивая, что борода — а что борода? — не только ее не портила, но придавала шарм. Аккуратная, коротко подстриженная бородка, на которую я уставилась во все глаза: такое оригинальное украшение на бороде я не могла себе вообразить, и спросонья было особенно интересно, как оно вообще держится.
Гномка рассмеялась.
— Сомро, Монто, вот вы плуты! — веселилась она, но в ее голосе не было ни издевки, ни попытки меня задеть или тем более обидеть моих спутников. — Человеческая девушка! Такая милая! Но какая же худенькая, вы, паршивцы, ее не кормили в дороге! — Потом она заметила, как я, остолбенев, разглядываю ее украшение, опять засмеялась и покрутила передо мной головой, чтобы до меня дошло, наконец: эта ажурная сеточка с вкраплениями драгоценных камней не прибита и не приклеена, просто незаметная цепочка надета на уши гномки. Как медицинская маска, кивнула я сама себе и тоже засмеялась. Так глупо я, похоже, еще не выглядела.
— Очень красиво, — искренне сказала я.
— Мой отец делает, — похвалилась гномка, — он ювелир. — И, забыв обо мне, вернулась к делам. Торговалась она с редким знанием дела, перебивала цену, поднимала и снижала, когда считала нужным, и в конце концов отдала команду перекладывать купленное себе на телегу.
На прощание гномка мне подмигнула. Я с тоской посмотрела в кружку — пиво кончилось. Ни капли нет. Этот напиток был безалкогольным — то ли разновидность кваса, то ли способ варки пива, — но освежал не хуже ледяной воды и придавал бодрости похлеще чашки отменного кофе.
С рынка мы уехали, когда солнце уже сияло вовсю. Мне было жарко в моих одеждах, я мечтала о ванне — бочке, да хватило бы и реки, и чистом платье. Гномки, которых на площади было не меньше, чем гномов, щеголяли в нарядах намного более простых, чем женщины в Комстейне — холщовые платья, деревянные башмаки-сабо, звонко стучавшие по брусчатке, некоторые носили чепцы и фартуки. Я смотрела на гномок с завистью и прикидывала, сколько мне придется выложить денег, чтобы купить новое платье, и по всему выходило, что…
Выходило, что все, что нажито непосильным трудом и украдено, будем уже честными, где с риском, а где и без, здесь, в Астри, не имеет никакой ценности. Словно я с сервизом «Мадонна» и семейным ковром оказалась в Чикаго или Торонто. Даже служанки — а фартуки, как я догадалась, носила прислуга — могли похвастаться украшениями из драгоценных камней. У кого кольца, у кого браслеты, у кого причудливая заколка — фамильные драгоценности маркизы де Фрели в Астри стоили не больше, чем хрустальная прессованная ваза из бабушкиного серванта в двадцатых годах двадцать первого века. Дешевле выбросить, чем пытаться продать.