Убиты под Москвой

Ночь была глухой и пустынной. Сквозь белесую пелену туч звезды просачивались желтыми маслеными пятнами, а по земле синим томленым чадом стлался туман, и все окружающее казалось полуверным и расплывчатым. Курсант шел в двух шагах сзади с винтовкой на правом плече и с автоматом на левом, и, оглядываясь, Алексей каждый раз встречал его радостно-смущенные глаза. Он был из третьего взвода. Фамилию его Алексей не помнил, а спрашивать не хотелось. Не хотелось ничего: ни думать, ни разговаривать, ни жить, и все свое тело Алексей ощущал как что-то постороннее и ненужное. Он был пуст, ко всему глух и невосприимчив, и он не мог прибавить или убавить шаг - ноги двигались самостоятельно, без всякого его усилия и воли. Где-то далеко справа размеренно работали тяжелые орудия. Сначала слышалось обрывистое "дон-дон", а через десять шагов впереди на краю света ворчали взрывы, и Алексей невольно забирал влево, на север. - Так и дурак кашу съест, была бы ложка, - сказал раздумчиво курсант, прислушиваясь. Алексей промолчал. - Воюют-то они чем, - подождав, снова начал курсант, - минометами, пикировщиками да танками? - Это ты кому следует скажешь, чем они воюют... А как мы с тобой воевали нынче... тоже доложишь! - озлобленно проговорил Алексей, не оборачиваясь. - Нынче никто из нас не воевал, товарищ лейтенант! - угрюмо сообщил курсант. - И докладывать мне некому и нечего. Я весь день пролежал один в воронке... - Один? А я где был? - парализованно остановился Алексей. - Не знаю. Мало ли... Там кто-то все время стрелял из пистолета по "юнкерсам". Кажется, сбил одного... Может, это вы были? - Вот гад! - изумленно, самому себе сказал Алексей. - Рота погибла, а он... Вот же гад. - Да кому это нужно, чтоб мы тоже там погибли? - так же изумленно, шепотом спросил курсант. - Немцам? - Ты знаешь, о чем я говорю! - Может, и знаю. Об НКВД, наверно? - Вот-вот. И о своей и твоей совести... - Ну, моя совесть чиста! - сказал курсант. - Я вчера ночью честно, один на один, троих подсадил, как миленьких... А из НКВД с нами никого не было. Ни вчера, ни нынче. Так что нечего... Он обиженно замолчал и пошел рядом, но через минуту спросил почти весело: - А вы как... многих вчера, товарищ лейтенант? - Одного, - не сразу, устало сказал Алексей. - Худой, как скелет... Курсант удивленно и немного насмешливо посмотрел на него сбоку. - Щупали, что ли? - Документы проверял... Он офицер был, - солгал Алексей и рукавом отер лицо. - А я, дурак, и не подумал насчет трофеев! - сокрушенно сказал курсант. - Один вот только автомат прихватил... Они дважды присаживались в поле и молча курили перемешанную с песком и галетными крошками махорку курсанта, запрятав цигарки в рукава, потом опять шли на северо-восток, потому что орудия по-прежнему били справа. Когда посреди неожиданно обозначилась в полумгле бурая горбатина леса, курсант сцепил локоть Алексея и захлебно крикнул: - Немцы! Над самыми верхушками... Четверо!.. Было все сразу - волна горячего испуга ("Он сошел с ума!"), вид четырех гигантов, возвышавшихся над лесом тускло блестевшими касками ("Я тоже?") и голос капитана Рюмина: - Свои! Подходите! Лес был шагах в двадцати, и на бегу курсант не то смеялся, не то плакал и до боли сжимал локоть Алексея. Как только под ногами с морозным сухим треском стала ломаться рыжая заросль, Алексей догадался, что это всего-навсего подсолнечные будылья, и перестал противиться руке курсанта и сам закричал что-то слезно и призывно...

10