Убитый манекен

— Думаю, если я вам скажу, что ходил за тем, что обычно называют «предсказанием судьбы», — улыбаясь, ответил тот, — вы мне не поверите. Между тем это абсолютная правда, я вопрошал оракула, и он мне ответил…

Судебный следователь пожал плечами: манеры инспектора действовали ему на нервы.

— Что ж, тем временем, — заметил он не без язвительности, — мои люди (он усиленно выделил местоимение) задержали в Брюгге этих презренных, когда они собирались сесть в поезд на Брюссель. Они…

Жестом прервав собеседника, Сорож приблизился к нему и тихо спросил:

— Вы их допросили?

— Нет, как раз собирался это сделать… В любом случае, нельзя дать им опомниться… Начну с Лабара…

Он повысил голос:

— Бурдо, не могли бы вы увести женщину в соседнюю комнату? Приведете ее ко мне, когда я вас позову.

— Хорошо, господин следователь.

Полицейский схватил Берту Лабар за руку и увел.

Воцарилась тишина. Антуан Лабар даже головы не повернул, когда его сестра вышла из комнаты. Анон освободился от пальто и шляпы и приняв излюбленную позу — слегка расставив ноги и заложив руки за проймы жилета, — расположился за спиной маленькогто Де Миля, перед которым уже лежал белый лист бумаги.

Эрали благовоспитанно кашлянул, обменялся взглядом с заместителем генерального прокурора, сощурил веки и задал первый вопрос:

— Антуан Лабар, признаете ли вы себя виновным в смерти Аристида Виру?..

Портной поднял голову и снизошел до ответа лишь после того, как судебный следователь предельно раздраженным тоном повторил вопрос в третий раз.

— Нет, — глухо произнес он.

— Что! — воскликнул Эрали. — Уж не собираетесь ли вы теперь отпираться? Вы заявили жене, что убили Виру. Ее свидетельство на сей счет совершенно определенно.

Лабар устало покачал головой.

— Я не убивал Виру.

— Но, повторяю, вы же сами сообщили жене, что сделали это! Правда?

— Это правда.

— Итак?..

Не отвечая, портной обхватил голову руками. Опять установилась тишина, на этот раз на более длительный срок, чем в первый раз. Внезапно раздался металлический голос Себа Сорожа:

— Где вы были в пятнадцатом году?

Лабар быстро поднял глаза. Лишь мгновение он поколебался, прежде чем ответить:

— В Штеенштрэте.

— В гренадерском?

— Нет. В 1-ом карабинерском.

— У вас есть еще вопросы, инспектор? — вмешался Эрали. Голос его звучал сухо — Или я могу продолжать?

Себ Сорож не смутился:

— Можете продолжать.

— Спасибо! — прошипел судебный следователь.

Он уселся поудобнее.

— Антуан Лабар, а в убийстве Артура Гитера вы признаете себя виновным?

— Великий Боже! — вскрикнул портной.

Он вскочил с места:

— Вы с ума сошли!..

Обыкновенно бледные щеки Эрали вспыхнули.

— Следите за своим языком, — взорвался он, — или он вас заведет за решетку!

Лабар снова сел.

— В конце концов, мне безразлично. Если вам это улыбается, повесьте на меня и это убийство… — Он обернулся к заместителю королевского прокурора, с интересом следившему за развитием допроса — Но… Не окажете ли мне милость?.. Я хотел бы видеть жену.

— Невозможно, — вмешался Эрали. — Во всяком случае, сейчас, когда скажете правду, всю правду… Ну, тогда посмотрим.

У Лабара вырвался резкий жест.

— Я никого не убивал, вот правда!

— В таком случае, зачем вы с сестрой бежали? Зачем было запирать жену, идти вместо нее на свидание с Виру, хвалиться перед ней, что задушили коммивояжера? Надо ли прибегать…

Эрали прикусил язык. Он чуть было не сказал: «Надо ли прибегать к очной ставке?» Но устроить ее означало осуществить желание Лабара: приходилось отказаться от очной ставки ради сохранения средства давления на последнего.

— Почему? — медленно проговорил Лабар. — Вы спрашиваете, почему я это сделал?..

Дрожь пробежала по всему его телу, он издал странный горловой звук и выдохнул:

— Я это сделал… из любви!

Себ Сорож резко отвернулся, почувствовав, что и его охватила дрожь. Как Лабар это сказал! Как хорошо он это сказал! С каким жаром, с какой сдержанной страстью! Конечно же, этот человек был способен убить, разрушить всю деревню до основания, с сердцем, полным любви. Его любовь опасней, фатальней, чем ненависть, и Сорож, со времени помолвки открывший для себя новый мир, не мог внутренне не пожалеть портного за то, что он благодаря своему сердцу обладал качествами, привлекающими женщин, и одновременно физическими изъянами, отталкивающими их.

Эрали издал короткий смешок.

— Прекрасно. Я вам верю, Лабар. Вы могли сделать это из любви… Но из тех же соображений вы могли и убить!

Мужчина понурил голову.

— Но я не убивал, — повторил он в изнеможении. — Я ведь уже предоставил вам алиби! Я…

— Ваше алиби ничего не стоит! — отрезал судебный следователь. — Ваша сестра ответит за лжесвидетельство. Я убежден, вы вполне могли убить Виру позапрошлой ночью на Центральной улице.

— Берта не солгала, — возразил Лабар. — Той ночью я выходил только в начале вечера. В одиннадцать часов я был у кровати моей жены…

Карандаш выпал из пальцев Эрали.

— А зачем, — спросил он, — вам нужно было так с ней обходиться, если не затем, чтобы помешать ей предупредить Виру о ваших преступных замыслах?