Ублюдки

Странное чужеродное создание – мышка – оказалось внутри него, он ощутил лёгкое, умопомрачительное движение её маленьких ножек. Она бешено закрутилась, засуетилась там, и он необычайно остро почувствовал это.

Член у Зозулина внезапно напрягся, упёрся в матрас. Он протянул правую руку и крепко обхватил его, не переставая постанывать. Всё, что он пробовал до сих пор, не шло ни в какое сравнение с этим невероятным, захватывающим дух, наслаждением.

Вдруг Зозулин резко вздрогнул. Что-то сильно кольнуло его там, внутри. Потом ещё и ещё раз.

Внезапно он в отчаянии понял, что происходит. Это мышка царапала его своими коготками, кусала острыми зубками, прорывая полиэтилен.

Зозулин быстро схватился за завязанный в узел конец трубки и рывком выдернул её наружу. И тут же в ужасе уставился на неё. Трубка была пуста. На другом её конце зияла дырка.

Неожиданно Зозулин скорчился и страшно заорал. Чужеродное существо внутри него энергично продиралось дальше по его прямой кишке.

Преодолевая жуткую боль, он сполз с кровати и бросился в туалет, намереваясь энергичными мышечными усилиями исторгнуть из себя крохотную тварь, раздирающую его изнутри.

Но не добежав до двери, снова дико взвыл, упал на колени и почти сразу же ничком повалился на пол, елозя ногами по сбивающемуся ковру.

Почти теряя сознание от адской боли и по-прежнему ежесекундно корчась, Зозулин всё же дополз до телефона, набрал 03 и с диким трудом, через слово прерывая себя стенаниями, продиктовал адрес. Объяснять, что случилось, он не стал, несмотря на настойчивые вопросы. Да, собственно, и сил что-либо объяснять не было.

Зозулин положил трубку и заплакал.

Прожитая жизнь короткой кинолентой внезапно пронеслась у него в голове. Она была лишена всякого смысла и заканчивалась, вернее, обрывалась так же бессмысленно.

Зачем он жил?

Для чего появился на свет?

По ногам у него лилась обильно вытекавшая из заднего прохода кровь, из глаз непроизвольно струились слёзы.

В очередной раз отчаянно застонав, Зозулин вдруг понял, что всё в его прежнем безрадостном существовании было неправильно.

Неожиданно перед ним ясно открылось, как он может изменить свою жизнь, сделать её нужной, полезной.

В памяти услужливо всплыли стихи, которые он сегодня сочинил в зоопарке:

Змею мы рады погубить,
Боимся змей,
А ты сумей её любить,
Ласкать сумей.

Боль на секунду отступила, и Зозулин даже слабо улыбнулся при мысли о том, какой замечательной и многокрасочной станет теперь жизнь. Всё ведь очень просто, дело, оказывается, в преодолении.

И он, Зозулин, сумеет преодолеть…

Он это совершит.

Пока не поздно.

Но улыбка, не успев появиться, тут же и исчезла, превратившись в мучительный оскал. Зозулин дико вскрикнул. Было поздно.

Гнусная тварь, орудуя своими стальными зубками и железными коготками, отчаянно рвалась наружу, пробивала, проедала себе путь в его толстой кишке, и в какой-то особенно жуткий момент, перед тем, как Зозулин окончательно потерял сознание, ему показалось, что она уже добралась до желудка.

Скорая помощь приехала, как только смогла, через пятьдесят пять минут. Ровно столько времени пробиралась она по запруженным вечерним улицам.

Дверь ни в подъезд, ни в квартиру никто не открывал, на звонки не реагировал.

Ушло ещё около двух часов, пока с помощью милиции и взятых в понятые соседей дверь наконец взломали и врачам удалось войти внутрь.

Зозулин был ещё тёплым, из открытой ранки на животе медленно струилась кровь, стекавшая в уже довольно большую образовавшуюся вокруг него лужу.

До предела скрючившись, он голый лежал на полу, в ужасе глядел остановившимися глазами куда-то в угол.

Никто из толпившихся в квартире не обратил ни малейшего внимания на забившуюся в этот тёмный угол крохотную, величиной с полпальца, мышку, испуганно поглядывающую вокруг чёрненькими, поблёскивающими в темноте глазками.

5. Тёмное стекло

За окном уже сильно стемнело, когда на улице зажглись фонари.

После плотного ужина Леонида Аркадьевича слегка разморило.

Он встряхнулся, прогоняя дремоту, потом зевнул, встал из-за стола и пошёл в ванную переодеваться. Там он облёк себя в новый бежевый махровый халат китайского производства. Затем вернулся в комнату, разжёг камин и налил рюмочку своего любимого французского коньяка «Наполеон».

На маленькое хрустальное блюдечко Леонид Аркадьевич насыпал немного изюма и фундука для закуски. Всё это он поместил на небольшой подносик, а подносик, в свою очередь, расположил на специальном столике на колёсиках. Балконное, во всю стенку окно, подумав, решил не зашторивать, ему нравились огоньки реклам, видневшиеся на той стороне улицы, ну и вообще как-то было приятнее.

Затем Леонид Аркадьевич включил телевизор «Сони» с огромным полутораметровым экраном, уселся в большое удобное кожаное кресло и потянул на себя рычаг, расположенный справа. Рычаг этот тут же выдвинул из нижней части кресла замечательную подставку под ноги.