Миша раздражённо болтался по квартире, хватался за какие-то предметы и, бессмысленно повертев их в руках, клал на место. Позвонила мама, он говорил с ней, рассеянно отвечал на дежурные вопросы, шарил вокруг взглядом, пока не уткнулся в стоявший около кресла торшер. Тут наконец кое-что прояснилось.
Сегодня его опять послали в центр, какие-то кассеты надо было срочно отвезти в телегруппу, которая чего-то там снимала в зале «Пушкинский».
Миша потащился туда, по установившейся уже традиции поболтал в подземном переходе со знакомым мальчишкой-инвалидом – славный такой паренёк – и нырнул обратно в метро.
Когда вышел из метро, было уже совсем темно. Миша, как обычно, в переполненном автобусе возвращался домой и, приткнутый толпой к заднему стеклу, поглядывал в дырочку, которую замёрзшим пальцем брезгливо выскреб на заиндевевшем стекле. Автобус проезжал мимо какого-то большого магазина, и Миша внезапно обратил внимание на мелькнувший в освещённой витрине
Именно это и не давало ему покоя весь вечер.
Миша спешно закончил разговор, положил трубку и, по-прежнему не отрывая глаз от торшера, глубоко задумался, пытаясь понять, чем же привлёк его вспыхнувший в вечерней тьме огонёк. Он тщательно восстановил в памяти витрину – она принадлежала магазину «Свет и Уют» и была заполнена лампами всех видов и конфигураций. Он даже без особого труда припомнил лампы, так как проезжал мимо ежедневно. Они, как правило, все горели, и оттого витрина выглядела необычайно торжественно, даже вызывающе, как будто в магазине «Свет и Уют» перманентно происходило какое-то неуместное праздничное мероприятие типа небольшого королевского бала.
Но, однако же, никогда раньше никакого особого интереса витрина у Миши Сулейкина не вызывала. Потому что, вдруг осознал он, прежде там не было этого яркого, затмевавшего все остальные,
Секрет нынешнего Мишиного беспокойства был разгадан, казалось, уже можно выбросить его из головы. Но нет, ещё какая-то смутная, вытекающая из этого воспоминания мысль не оставляла Мишу.
Некоторое время он по-прежнему рассматривал торшер, а потом догадался. Его собственная лампочка в сто ватт теперь, в сравнении с виденным в витрине огоньком, казалась необычайно
Миша вскочил с места и, быстро пройдясь по квартире, включил всё, что только могло гореть: в коридоре, на кухне, в ванной, в комнате – везде. После этого, оценив иллюминацию, Миша Сулейкин удовлетворённо покачал головой.
Ну конечно, как это он сразу не сообразил. Даже сейчас, когда всё зажжено, в квартире тем не менее не было
Миша подставил табуретку и полез на антресоли, там долго и шумно возился, а потом, тяжело дыша, но с торжествующим видом соскочил вниз, держа в руках лампочку. Она и выглядела посолидней, да и мощности в ней было побольше – 150 ватт.
Он выключил торшер, а затем, обжигаясь и дуя на пальцы, поскольку терпения ждать, пока вкрученная в него лампочка остынет, у него не было, заменил её на новую и дёрнул за верёвочку. Свет в торшере вспыхнул, и комната сразу повеселела. Поднялось настроение и у Миши, чего с ним давно уже не случалось.
Впрочем, присмотревшись, он забеспокоился опять. Похоже, что
Так рассудив, Миша Сулейкин уже собрался пойти ужинать, но в это время по квартире распространился неприятный едкий запах. Горел, вернее, тлел пластмассовый абажур торшера, не рассчитанный на такую температуру.
Пришлось немедленно выключить торшер. Сразу стало темно и уныло. Абажур оказался безнадёжно испорчен, в нём образовалась большая с почерневшими краями дыра.
Бесстыдно же оголённая лампочка тоже выглядела достаточно безобразно, расплавленные кусочки пластмассы намертво прилипли к ней и, как Миша ни старался, отскрести их ему так и не удалось. К тому же получалось, что использовать лампочку было теперь практически невозможно, стоило только её включить, как она немедленно начинала отвратительно пахнуть и от неё шёл неприятный с виду дымок.
Хорошее настроение окончательно улетучилось. Миша огорчённо сунул испорченную лампочку в ящик письменного стола и, поужинав без малейшего удовольствия, вскоре выключил свет и лёг спать.
Ему снилась витрина, внезапно возникшая в кромешной ночной тьме. В ней, как путеводный маяк, сияла лампочка, указывая путь пассажирам, проплывающим мимо за тёмными окнами автобусов.