Ублюдки и стрелочники

Он схватил меня за задницу и притянул ближе, его движения были медленными и неуверенными. Я никогда не сталкивалась с этой стороной Хамильтона. Как будто что-то сдерживало его. Я не понимала этого. Я не интересна ему сейчас, потому что нет погони? Ему нравились только те вещи, за которыми нужно бегать?

— Я хочу выпить кофе и принять душ. Я хочу тебя, Вера, но не тогда, когда мой член пахнет аэропортом. И тебе нужно отдохнуть. Я пришел сюда, чтобы позаботиться о тебе.

Я отстранилась, мои глаза потемнели, когда я облизнула губы.

— И как это так? Если ты такой эгоистичный, как утверждаешь, почему ты здесь? — смело спросила я его.

Он вздохнул и отвел свой темный взгляд от моего.

— Я не знаю.

Наконец он отстранился от меня и пошел варить себе кофе. Я смотрела ему в спину, а Маленькая Мама стояла у моих ног, пока он рылся в моих шкафах в поисках кофейных фильтров.

— Я попытаюсь уснуть, — прошептала я.

Мы не собирались никуда идти. Однако он был здесь. Он действительно был здесь. Это должно было что-то означать. Все это должно было что-то означать, черт возьми.

— Отлично. Ты выглядишь дерьмово, Вера. Серьезно. Тебе нужен отдых.

Я закатила глаза.

— Ключи висят у двери, если ты уйдешь. Диван раскладывается.

Я пошла к двери своей комнаты, но остановилась, когда услышала, как он тихо выругался.

Я повернулась, чтобы посмотреть, что его взбесило, и нахмурилась, когда он вытащил свой мобильный телефон и сердито ответил.

— Перестань мне звонить. Я задолбался.

Он закончил разговор и ударил ладонью по стойке.

Что, черт возьми, это было?

Я не могла уснуть. Мой телефон продолжал разрываться от сообщений от моей мамы. Знание о том, что Хамильтон был в моей квартире, но то, что он был таким эмоционально отстраненным, вызвало диссонанс в моей голове. Столько всего было против нас. Наши семьи. Общественное мнение. Мое желание поступать правильно с моей мамой. Его собственные проблемы с отношениями. Поначалу наши отношения можно было легко отнести к разряду химии и физических потребностей. Легко что-то оправдать, если это просто сексуальная потребность.

Но он появился сегодня. И продолжал появляться.

Я услышала, как открылась дверь моей спальни. Мое сердце бешено заколотилось. Матрас рядом со мной прогнулся. Тепло скользнуло под одеяло, и сильные руки обняли меня.

— Ты закончила притворяться, что спишь? — спросил Хамильтон. Он пах моим цитрусовым гелем для душа. Это было так странно, что его сильное мужественное тело пахло женским гелем.

— Ты закончил притворяться, что ты эгоист и что это всего лишь трах? — спросила я.

— О, так мы теперь трахаемся? — шепотом спросил Хамильтон, его губы нависли над моим ухом, когда он переместил руку и обхватил мою грудь. Я ахнула, когда он ущипнул меня за сосок и слегка скрутил его. Выгнув спину, я прижалась попой к его паху.

— Ты знаешь, о чем я, — выдавила я.

— Не думаю, что знаю, Лепесток. А ну-ка скажи мне.

Я потянулась назад и схватила его твердый член сквозь его штаны. Его обнаженная грудь сильнее прижалась к моей спине, когда он испуганно зашипел, когда мои длинные пальцы сомкнулись вокруг его талии. В тот момент я почувствовал себя сильной. Я держала его за член.

— У нас химия, — сказала я, прежде чем погладить его. Он продолжал мять мою грудь, целуя шею. — Я хочу тебя, Хамильтон. Мы могли бы заняться сексом прямо сейчас. Сбросить напряжение, которое витает в воздухе, а потом каждый вернется к своей обычной жизни.

Он перестал целовать меня и схватил за запястье, оттягивая от своего твердого члена. Я ждала, что он что-нибудь скажет, но вместо этого он перевернул меня на спину и оседлал. Я посмотрела на его резкое выражение лица. Он схватил меня за запястья и прижал над моей головой.

— Ты думаешь, мы можем просто потрахаться и потом жить обычной жизнью, Лепесток? — спросил он опасным низким голосом.

— Разве ты не этого хочешь?

Он наклонился и провел зубами по моей ключице.

— Почему мы должны быть кем-то, а?

— Потому что я вполне могу потерять свою единственную семью, если мы перейдем эту черту.

— И что? Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя и ушел?

— Я хочу, чтобы ты стоил этого риска, Хамильтон, — прошептала я. Он остановился и вскочил, чтобы посмотреть на меня.

— Думаешь, я того не стою?

Вот оно. Трещина. Прорыв. То, что заставит Хамильтона стараться. Эта трагическая потребность в одобрении от людей, о которых мы заботились, похоронена глубоко в наших душах.

— Я знаю, что у тебя есть потенциал, чтобы быть более чем достойным, Хамильтон. Если мы делаем это, не делай этого наполовину. Не делай из этого какую-то ерунду на одну ночь, где мы оба веселимся, но на этом все закончится. Я хочу чего-то настоящего. Не просто «я сел на самолет в последнюю минуту, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке», а потом оттолкнешь меня. Не делай мне больно, Хамильтон.

Он приподнял край моей рубашки и стянул ее через голову. Я впилась зубами в нижнюю губу, наблюдая, как он смотрит на меня. Блядь.