Ублюдки и стрелочники

Я схватила Хамильтона, на этот раз моя хватка была непреклонной. Красивый, сильный мужчина, в которого я влюбилась, сломался от моего прикосновения. Я притянула его к себе и обняла. Это было похоже на то, как тают льдины. Он медленно смягчался. Его рука погладила меня по спине. Я приподнялась на носочки и поцеловала его в челюсть.

— Пойдем домой, Хамильтон, — прошептала я. — Пожалуйста.

Когда я вырвалась из объятий, Джек плакал. Он прижимал к лицу платок и смотрел на землю, словно она могла его поглотить.

— Пойдем, — прошептал Хамильтон, прежде чем переплести свои пальцы с моими и потащить меня через ресторан.

Я оглянулась через плечо на Джека, прежде чем исчезнуть через входную дверь, и, к моему удивлению, его глаза были устремлены на меня. Я не могла понять, что за эмоции сквозили в его взгляде. Любопытство? Боль? Решимость?

Что-то подсказывало мне, что я скоро докумекаю.

Глава 23

Поездка на машине домой была напряженной и молчаливой. Я смотрела в окно, наблюдая за проезжающими машинами и освещенными зданиями, не зная, как помочь Хамильтону. Он был на грани срыва. Как мог человек, который казался таким сильным, таким уверенным в себе, так легко сломаться? Все изменилось так быстро. Смерть матери наложила на него свой отпечаток. Наследие его семьи разрушило его. У меня было так много вопросов по поводу отношений с его отцом и обвинений, которые он выкрикивал в переполненном ресторане.

Ты убил ее!

Я знала, что мать Хамильтона была в депрессии из-за мужа-изменника. Я не была уверена, была ли передозировка случайностью или нет, но я знала, что иногда, когда людям больно, они любят убегать от тяжести своих мыслей. Я понимала, почему в охваченном горем сознании Хамильтона он винил своего отца, — и он винил себя. Видя, насколько это токсично, я с болью осознала, как испортились мои отношения с матерью. Я не хотела дойти до такого уровня, когда каждое взаимодействие было вынужденным и полным ненависти. Мы должны были стать более здоровыми.

Мы подъехали к дому Хамильтона, но никто из нас не вышел из машины.

— Итак, это было…

— Интенсивно? — предложил Хамильтон. — Весь день был очень напряженным. — Он ущипнул себя за переносицу и что-то пробормотал себе под нос. — Мне жаль, что наша ночь была испорчена.

— Она не была испорчена. Когда-нибудь я хотела бы там поесть. Может быть, мы сможем пойти в более спокойный день? — предложила я. — Мы можем пойти в обычный вторник днем. Исцеление не обязательно должно происходить в знаменательные моменты, годовщины и решения. Это маленькие шаги, понимаешь?

— Я никогда туда не вернусь. Джек разрушил его для меня, — прошептал Хамильтон.

Я раздумывала, как ответить, и решила рискнуть.

— Может быть, вам с Джеком стоит…

— Не смей говорить мне, что я должен лобызаться и мириться с Джеком, — перебил Хамильтон. — Ты ничего не знаешь о наших отношениях. Он не заслуживает моего прощения. Он ничего не заслуживает. Ты не знаешь всего, что он сделал.

— Потому что ты не хочешь мне сказать! — мой тон был возмущенным. — Я не давлю на тебя, но, может быть, все будет проще, если ты просто поговоришь с ним? Получишь какое-то завершение? Это нездорово — жить такой жизнью, Хамильтон. Я глубоко переживаю за тебя. Я ненавижу, что ты проходишь через это каждый год. Я просто думаю, что если ты поговоришь с ним, это может помочь.

Я не могла поверить, что почти призналась, что люблю его. Не слишком ли рано для этого? Не слишком ли много нам еще предстоит узнать друг о друге?

— О, как ты разговариваешь со своей мамой? — ответил Хамильтон. — Ты игнорируешь ее звонки всю неделю. Ты не рассказываешь ей о нас. Ты не называешь ее дерьмом за то, что она лгала о беременности и шантажировала тебя сотрудничеством. Ты слишком боишься разозлить ее. Чего ты так боишься, Вера?

У меня заслезились глаза.

— Слушай, у тебя был тяжелый день. Я понимаю…

— Не надо меня опекать.

— Мои отношения с матерью — это мое дело. Даже если я еще не говорила об этом с ней, я все еще здесь. Я все еще с тобой. Я все еще выбираю тебя.

— Ты выбрала грязную, тайную интрижку, которую ты бросишь, как только твоя мать придет к тебе в слезах. Я понимаю. Я понимаю это, наверное, больше, чем кто-либо другой. Ты чувствуешь, что должна быть лучшей из всех, кем ты можешь быть. Ты бесстыдно ломаешь спину ради нее, потому что чувствуешь себя обязанной компенсировать тот факт, что ты существуешь. Мы уже обсуждали это раньше. Я знаю, где я нахожусь, и я не могу сравниться с твоей собственной неуверенностью и чувством вины. Я даже не знаю, зачем я пытаюсь. Это такая ерунда.

Мое горло перехватило от эмоций. Казалось, что я не могу дышать.

— Это нечестно.

— Что нечестно, так это то, что ты говоришь мне, чтобы я исправил свои отношения с отцом, когда у тебя есть свои собственные проблемы. Я серьезно. Это полный пиздец, Вера. Когда ты поймешь, насколько это токсично? Ты больше не можешь жить в отрицании. Это жалко. Ты жалкая.

— Я прекращаю этот разговор, прежде чем кто-то из нас скажет что-то, что мы не сможем забрать назад.