— О… — я и не сразу нашла, что сказать. В принципе, это было больше похоже на правду, нежели любовь Флавье. Но, все равно, я чувствовала, что все не так просто, но в этот момент не поняла, что слова Жана и Флавье нужно было сложить воедино и среди них найти то, что могло описать чувства Флавье. — А почему ты избил Камиля? Я имею ввиду второй раз? Ты же уже это делал осознанно.
— Жан тебе и об этом рассказал? — Флавье нахмурился. — Я не знаю. Просто увидел как он тебя ударил и разозлился.
— А ты избил бы Камиля до коммы, если бы на моем месте была бы другая девушка?
Флавье прищурил взгляд и несколько секунд неотрывно смотрел на меня, но потом ловко перевел разговор на другую тему.
Шли дни и я все еще находилась в квартире Леон-Гонтрана. Он привез мне мою одежду, но я по-прежнему предпочитала носить его футболки, которые я стала без спроса брать из шкафа.
Парень все еще держался от меня на расстоянии и постепенно отвечал на мои вопросы, будто стараясь медленно прояснить для меня ситуацию, а не погребать меня под волной новой информации. Например, я спросила мог ли сам Джером быть причастным к тому случаю. Он ведь следил за мной. Да и папка в его компьютере была названа странно. Меня же Куницей называл только Флавье.
— Я тебя уже давно называю Куницей. Я слышал, что и Джером так пару раз тебя называл, — Флавье пожал плечами, ясно намекая на то, что в названии папки ничего странного не было. Так же парень с уверенностью сказал, что Джером не причастен, а следил он за мной потому, что волновался.
Вообще, я заметила, что за эти дни я узнала много тяжелой для меня информации, из-за чего она плохо усваивалась, но так же я заметила, что мои с Флавье отношения вообще не развивались. Леон-Гонтран по-собственнически называл меня своей девушкой, но не подходил ко мне и, тем более, не прикасался.
Хотя, я так и чувствовала, что атмосфера между нами накалялась и с каждым днем становилась все более жаркой и невыносимой.
Лишь однажды Флавье сорвался. Мы тогда были на кухне. Я, как обычно, одетая в его футболку, вытирала стол, но остановилась, почувствовав на себе взгляд парня. Одно мгновение и я уже сидела на столе. Он раздвинул мне ноги, встал между ними и, прижимая мое тело к его торсу, впился своими губами в мои. Грубый, сумасшедший, глубокий поцелуй.
Я знала, что у Флавье уже давно не было секса и чувствовала каким взглядом он порой смотрел на меня. Я понимала, что близость с ним будет болезненной, но, черт, я уже была не против. Я хотела, чтобы Леон-Гонтран сорвался. Но, нет. Он остановился.
От того, что Флавье с силой прижимал меня к себе, у меня заныли некоторые ранки и я болезненно застонала. Именно в этот момент парень резко отстранился от меня. Больше он не стал меня трогать.
В тот же вечер Флавье сказал, что нам опять нужно поговорить.
— Я раньше не говорил тебе об этом, но у Густава Марсо был инсульт, — сказал парень, а я сразу и не нашла, что сказать. Лишь широко раскрыла глаза и почувствовала, как сердце пропустило удар.
— Когда? Когда это случилось? — осипшим голосом спросила я у парня.
— В тот день, когда Джером уехал из Парижа. Помнишь? Джером как раз уехал в Аликанте к отцу.
Флавье рассказал мне, что Джером приказал всем не рассказывать мне о случившемся. Жизнь его отца могла оборваться и мое волнение, которое по мнению парня, часто граничило с истерикой, ничем помочь не могло.
Зато теперь мне было ясно почему моя пропажа из особняка Марсо была незамечена. Там все и так находились на иголках из-за сильного ухудшения здоровья Густава Марсо.
Пожалуй, Джером был прав в одном. Мое волнение действительно граничило с истерикой. Я так разволновалась за месье Густава, что даже разревелась и весь вечер беспрерывно ходила по квартире Флавье, не зная куда себя деть. А потом пришла к одному выводу.
— Я хочу увидеть месье Густва. Я хочу полететь к нему, — пробормотала я, всхлипывая от недавних слез.
— Я уже заказал тебе билет. Вылет через день, — спокойно ответил Флавье. Он не умел успокаивать, но в тот момент очень нежно погладил меня по голове и на мой удивленный взгляд ответил: — Я так и думал, что ты захочешь его увидеть. Густав Марсо твоя семья. Но я раньше не мог отправить тебя к нему, — Леон-Гонтран намекал на мои синяки, которые уже начали сходить. Если бы месье Густав увидел меня в том состоянии, которое у меня было сразу же после плена, его самочувствию это не помогло бы.
Не знаю почему, но в тот момент я ощутила себя счастливой и совсем ненадолго тревога отошла. Как-то само собой у нас ушло недопонимание и у меня сердце билось учащенно от того, что теперь я чувствовала себя рядом с Флавье защищенной. Он испепелил мою уязвимость и дал поддержку.