Убойная фарцовка

Племянница в девятом классе поступила в школу юного журналиста при МГУ, где готовили резерв для факультета. Там со школьниками работали преподаватели и особо доверенные студенты. Учили не столько будущей профессии, сколько «вообще жизни». Пару дней в неделю проходили занятия, после которых вечером Уланов иногда встречал Веронику у факультета и провожал домой. В воскресенье на квартире в центре Москвы наставники из студентов устраивали для «шюжевцев» посиделки с обсуждениями жутко актуальных философских тем. Школьники скидывались по рублю на еду – благо спиртное там было под запретом, что уже радовало. И до посинения разбирали «гениальные произведения» друг друга. А также вели дискуссии по каким-то якобы актуальным проблемам общественного сознания и бытия, на самом деле обязательно с какой-то на первый взгляд не слишком заметной гнильцой. Чаще все сводилось к вопросу, как быдловатый народ приобщать к высокой культуре и моральным ценностям. В этом наблюдались какие-то народнические мотивы, достаточно смешные в государстве, где давно не осталось неграмотных крестьян, создавалось лучшее в мире оружие, запускались в космос ракеты, строились атомные станции.

Те же деятели – наставники и гуру молодежи – устроили на базе «Комсомольской правды» движение «комбригов» – оно сводилось к канализированию диковатой энергии молодежи на благородные цели, якобы имеющие отношение к социалистическому строительству. Однако подавалось все с каким-то не очень хорошим подтекстом. Как все это пропускали партийные ревнители идеологической чистоты – непонятно.

Результат не заставил себя долго ждать. Вероника через полгода такой жизни стала считать всех окружающих, в основном родителей, замшелыми, навсегда устаревшими ретроградами, не понимающими ничего в этой жизни. Куда им до ее соратников по какой-то непонятной борьбе, обладающих какими-то сакральными знаниями и пониманием. Стали у нее мотивы проскальзывать – как надо все взять бы да встряхнуть, поломать и чего-то там новое построить, чтобы люди зажили счастливо и достойно, ради блага всего человечества. Но в чем это встряхивание и строительство должно заключаться, не было понятно ни ей, ни наставникам и гуру.

Глядя на это дело, Георгий Петрович объявил, что именно так готовят в Союзе слабое звено и пятую колонну, и волевым усилием обрубил дочке все устремления к журналистике.

– Ни одного журналиста не знаю хорошего из этой конторы эмгэушной. Пустомели все. Надо профессию получать.

И, несмотря на обильные слезы дочери и жалкие попытки сопротивления, забрал ее оттуда, посадил за учебники иностранного языка. А после десятого класса пристроил в Военный краснознаменный институт Министерства обороны. Там имелось чудо из чудес – пятый факультет, где обучали иностранным языкам только женщин. По большому счету эту тихую заводь, где было не более тридцати человек на курсе, создали для внучек крупных военачальников и партийных деятелей, стипендию там платили девяносто рублей – в три раза больше, чем в том же МГУ, и дам держали в строгости. Там Веронике быстро вбили в голову испанский и английский языки и одновременно выбили всю дурь. Теперь на ребенка приятно было посмотреть, а о своих школьных увлечениях и о былом высокомерии она вспоминала с иронией.

Обходя студентов-журналистов, Уланов видел все ту же картину. Встречался с троечниками, отличниками, с детьми иностранных обозревателей и колхозников. И при разговоре всегда проскальзывало одно общее – это несокрушимое чувство собственной избранности. Они знали ПРАВДУ. Знали, что все средства массовой информации занимаются только пропагандой оболваненного народа. А ИСТИНУ знают только посвященные типа студентов журфака. При этом, что это за истина, было непонятно – в основном состояла она из каких-то осколков сплетен, анекдотов, пропагандистских клише из «Голоса Америки» и мудрых мыслей из самиздатовских брошюрок. Но непоколебимая уверенность, что все не так, как говорят, волшебным образом действовала на самомнение.

В беседах студенты вели себя, как правило, снисходительно-нахально, но с опаской. И сдавали друг друга с видимым удовольствием. Так, Уланов узнал, кто на курсе прифарцовывал джинсами и импортными аудиокассетами. Кто с кем путается. И кучу всякой другой информации. В том числе, что Марк Адлер постоянно прогуливает занятия, иногда неделями, но каким-то чудом, имя которого схоже с именем его папы, сдает все сессии на твердую тройку. Раньше он прогуливал просто так, но потом под угрозой исключения нашел врача, который ему штампует больничные по двадцать пять рублей за листок. Деньги для Марка не проблема – берет у папы в тумбочке, а тумбочка там безразмерная.

Два дня этих бесед не привели ни к чему. Никто не знал, где находится Марк в настоящее время, потому что у него своя компания, а какая – никто знать не знает.