Убойная линия. Крутые меры

Макарова задержали. Макаровой дали успокоительное. После чего ее благоверного доставили в отдел и сразу же запихнули в допросную номер один, которая размещалась на этаже убойщиков. И сходу взялись за раскрутку клиента.

– Мы все знаем, Макаров. Это ты убил Абатова! Из его же ружья.

– Всадил ему заряд прямо в голову.

– Зачем ты это сделал? Что он такого совершил, что ты с ним так поступил, а?

Макаров сидел, вжав голову в плечи, и бормотал:

– Я ничего не делал.

– Ну конечно, – всплеснул руками Клюкин. – Он сам, ага. Выпил и решил: а дай-ка я сам себе башку снесу?

– Не башку, а грудь, – ввернул Горшков. – Огнестрел в грудь.

Клюкин вздохнул и обреченно посмотрел на напарника.

– Снесу грудь? Это тебе что, яйцо, блин, чтоб его сносить? Грудь не сносят, ее простреливают. Сносят только башку.

– Я никого не убивал… – бормотал Макаров.

Горшков умел применять шоковую смену настроения, чем постоянно пользовался. Вот и сейчас он резко заорал:

– Ты меня за дебила держишь? Мы на идиотов похожи? Здесь только один идиот! Это ты! Тебе двадцаточка грозит, врубаешься? Двадцать, б… дь, лет!

Он замахнулся, чтобы закрепить эффект. Макаров в ужасе сжался. Но удара не последовало. Играющий роль доброго полицейского Клюкин остановил своего злобного напарника и почти дружелюбно склонился над задержанным:

– Олег, ты хочешь что-нибудь? Пить, может? Я могу принести. Воды?

Макаров недоверчиво кивнул. Клюкин шустро занес в комнату бутылку минералки. Но как только Макаров попытался сделать первый глоток, злой полицейский Горшков выбил бутылку из его рук и завопил:

– А ну, колись на сознанку, падла!

Так продолжалось больше часа. Пару раз опера выходили покурить, чтобы дать клиенту созреть После очередного перекура Клюкин с новыми силами принялся капать задержанному на нервы:

– Он там кровью истек. Ты ж ему ружьем полгруди разворотил. Понимаешь вообще, какие это мучения? За что, Олег? За что человеку такая смерть? Что же он тебе такого ужасного сделал?

– Да не убивал я его, – Макаров почти плакал, его трясло от нервного напряжения. – Не убивал. Никого не убивал.

Горшков вперил в него палец:

– Вот почему ты так перепугался, когда нас увидел? Потому что совесть чиста? Ты кому горбатого лепишь?

– Это… Это из-за пластика…

– Что? – перст указующий вяло опустился. – Какого, нафиг, пластика?

– У меня на балконе. Я думал, вы из-за него…

– Сайдинг? – Клюкин и Горшков переглянулись. – При чем здесь он?

Макаров всхлипнул и признался:

– Я его… украл. Из машины. Около рынка. Продать хотел. Мужикам на даче. А когда вы… Я испугался. Я никого не убивал.

5

– Максим Викторович, вы за Маринкой-то присматривайте, а… Она ж красивая, сука. За ней мужики так и вьются, за стервой…

Удивительный человек. Над ним меч завис, а он все о Маринке. Любви покорны не только все возраста, но и все слои населения. Даже полумаргинальные стукачи.

– Присмотрю, – заверил я, пододвигая ему пепельницу и сигареты. Мы сидели в темной допросной изолятора временного содержания, куда Паяльника перевели после ареста. – Сейчас есть дела поважнее, чувак. Расскажи мне про Генку Фролова.

– Че рассказывать-то?

– Паяльник, Фролов этот твой – ниточка к обеим мокрухам. И к собственной, и ко второй. Как-то ведь на него вышли те люди, которые его хотели на дело подписать. Вот я и пытаюсь понять, как. С кем он тусовался?

Паяльник задумался.

– Как все. То с одними, то с другими.

– Твою мать, а поподробнее можно?

Паяльник снова задумался.

– Я его частенько с Кастетом видел.

– Он носил кастет?

– Не, не. Кастет – погоняло. Это чел с нашего района. Гопник обычный, че. Зовут его Игнат вроде. А фамилия – хэ зэ.

Так и запишем, подумал я. И записал.

– Проверю. Что еще? Чем вообще Фролов занимался? Он работал где-нибудь? Или дела какие-нибудь мутил? Хоть что-то вспомни.

Паяльник вздохнул.

– Ну… Вроде, в одном пивном магазине подрабатывал одно время. На Просторной.

Для человека, к которому Фролов прибежал в трудную для себя минуту, Паяльник возмутительно мало знал. И это мне нисколько не помогало. Но хоть что-то – лучше, чем вообще ничего. Как минимум две наводки у меня уже были.

Пока я терзал расспросами своего невезучего информатора, Мельник – тот тоже чувствовал себя крайне невезучим и точил на меня зуб за то, что я повесил на себя и на него эту историю с убийством Гомонова – пытал счастья в другом месте. Он отправился поговорить с вдовой. В шикарной квартире убитого Мельник чувствовал себя неуютно, а потому постоянно ерзал и покашливал. Гомонова же то и дело отвлекалась на бесконечные телефонные звонки. Вот и сейчас она тихо говорила в трубку:

– Я пока не знаю, когда похороны. Мне тело не отдали. Вскрытие нужно делать, сами понимаете, и… Да. Как узнаю, я сообщу детали. И спасибо еще раз. – отложив телефон в сторону, Гомонова извиняюще улыбнулась: – Постоянные звонки. Приходится заниматься похоронами. А мне даже не могут выдать тело моего мужа.

– Кхм. Понимаю. Так что насчет бизнеса, Мария Сергеевна? Были у вашего мужа проблемы?