Убойная линия. Крутые меры

– Давай просто сделаем это.

И шагнул в допросную.

Шнобель сидел и хмуро и недобро сопел, показывая, что сотрудничать с противником не собирается. Клюкин расположился напротив и принял смиренный и чертовски понимающий лик.

– Ну что, Шнобель? Доигрался? Анаши у тебя только коробок. Мелочь, базара нет. Но учитывая, что ты на условке за наркоту, проблемы тебе гарантированы, чувак. Не встал на путь исправления и все такое.

– Это не на продажу, – огрызнулся Шнобель. – Для себя. Для этого, как его, личного потребления.

– Да хрен с ней, с травой. Главная твоя проблема сейчас – не трава. Главная твоя проблема – тот амбал за дверью.

Шнобель нахмурился.

– Это который с тобой был?

Клюкин входил в роль: он грустно покачал головой, выражая сочувствие Шнобелю и поражаясь злодеяниям Горшкова.

– Однажды он забил человека до смерти. На моих глазах. Никогда этого не забуду… Его из ментуры выпереть хотели, закрыть даже. Но у него подвязки. Папа генерал. Прикинь? Короче, ему все можно. А я даже пожаловаться на него не могу. Потому что у чувака – папа генерал. – Клюкин с сочувствием вздохнул. – Я и сейчас-то еле уговорил его, чтоб он первым к тебе не полез. Потому что не хочу снова видеть, как он делает это с ни в чем не виновным человеком. Но… блин, пойми, чувак. Мои руки связаны.

Шнобель сглотнул.

– И… И что мне делать?

Кюкин пододвинулся, внутренне ликуя.

– Расскажи мне про Фролова. Все, что знаешь. И я тебе помогу. Уговорю его. Ну и само собой, закрою глаза на наркоту.

Шнобель колебался. И перед тем, как принять решение, мрачно и подавленно, но все же с надеждой промолвил:

– Хорошо. Но вы… вы можете пообещать мне кое-что? Пожалуйста.

– Конечно, брат. Не вопрос. Что?

Шнобель снова заколебался. Даже дольше, чем следовало. Подался вперед, заставляя тем самым и Клюкина податься ему навстречу. И тогда тихо, но со звенящим издевательством в голосе, осведомился:

– Ты не мог бы поцеловать меня в задницу? Чуток. Вот немного поцеловать и все. Один поцелуй. Без языка. Пожалуйста.

Клюкин замер с разинутым ртом, не веря в такое чудовищное вероломство. Сначала кровью налились его глаза. Затем все лицо. А потом он сорвался с места, опрокинув стул, и налетел на Шнобеля с ревом:

– Ах ты тварь! Убью!

Горшков пил кофе из пластикового стаканчика. Услышав грохот и вопли за дверью, он поперхнулся и пролил жижу себе на грудь. Но когда расслышал клюкинское «Сука, я порву тебя!», то забыл обо всем на свете и поспешил разнимать дерущихся.

– Придурок, ты же должен был быть добрым!

8

Пока коллеги окончательно втаптывали в грязь доброе имя полиции, я не сидел без дела. Точнее, сидел, но не без дела. Мы расположились в небольшом кафе в центре. С одной стороны – я с кружкой кофе. С другой – жесткого вида сухощавый тип с обветренным лицом. Это был Кастет. Поскольку у меня на него ничего не было, я не видел причины хватать человека и волочить в отдел. Как некоторые.

– Значит, убойный отдел? – Кастет, рассмотрев мое удостоверение, вернул документ. – Ну, а я-то вам зачем? На мне мокрух нет.

– Надеюсь. Откуда такая погремуха – Кастет?

Мой собеседник подумал и не нашел причины, по которой эту информацию нужно было бы скрывать.

– Одно время гоп-стопом мутил. По молодости. С кастетом работал. Всегда его с собой таскал. Время было неспокойное… Тогда кликуха и прицепилась.

– Понятно. Кастет, ты про Генку Фролова слышал?

Тот отреагировал спокойно. Щека не дернулась, кровь от лица не отлила, глаза не забегали.

– Слышал… Район у нас маленький. Сплетни быстро расползаются. Но вы не по адресу.

– Совсем?

– Мы с ним корешами не были никогда. Да, виделись, иногда пива выпивали вместе. Базарили о том, о сем. О левом. И все. Я не могу вам ничем помочь. В натуре.

– Хм. Но все-таки ты его видел, и часто. Чем он занимался в последнее время?

– Да ничем. Как обычно. Хотя… Хотя вроде мутил он что-то. И про какого-то Морса говорил.

– Морса? Это человек или напиток?

– Человек-напиток, – хмыкнул Кастет. – Компот, ёпте… Генка спрашивал, знаю я Морса или нет. И так спрашивал… Будто хотел узнать, справки навести, пробить. Будто пытался понять, стоит ли связываться с ним или нет.

Я покивал. Сделал пару пометок в блокноте. А потом перелистнул на чистую страницу и пододвинул блокнот и ручку Кастету.

– Будь добр, Кастет. Напиши вот тут своим обычным почерком: «Улица Родимцева, дом 30». – видя, как собеседник насторожился и напрягся, я пояснил: – Если ты говоришь, что ты не при делах, волноваться тебе не о чем. Но я должен убедиться.

И я убедился. Почерк на фотографии Гомонова, которую обнаружили в квартире Фролова, принадлежал не Кастету.