Он зашёл в номер, быстро ополоснулся под душем, надел пижаму, но ложиться не спешил — совершенно не хотелось спать. А почему Муслим тоже плавает по ночам? Он сказал, что ему, вроде, не страшно тут, но тогда что? Может, он пришёл мне что-то сказать, а я, идиот, убежал, как заяц в осеннем лесу от грибников. Сегодня за ужином Муслим почти ничего не ел, так, ковырялся в салате, накалывая на вилку кусочки редиски. Стеша ещё ему сказала: «совсем голову потерял». Это никак не пустая фраза, за ней явно стоит какая-то проблема. А если она сказала это специально, а я не понял? И потом у бассейна он вдруг мне открыто сообщает: «Ты даже не представляешь, как быстро привыкнешь к себе другому Я знаю. Только не спрашивай откуда». Вот я идиот!
Эдвард вскочил на ноги, готовый вернуться в бассейн, но потом всё-таки передумал. Надо быть незаметнее в своём неуёмном любопытстве. Остальным тоже интересно, но они помалкивают. А вдруг только он не в курсе их дальнейшей программы? Он, случайно здесь оказавшийся по милости Марго, да и то благодаря сложившимся обстоятельствам — ей дали возможность взять с собой кого-нибудь, любого на выбор. Сначала же хотела Вовку, не его. Эдвард никак не мог простить Марго, что сначала она предпочла его именно Вовке, этому алкашу, гуляке, бабнику, любителю дорогих рубашек и ботинок ручной работы. Вовка и не отличался особым талантом, он просто был выскочка, умел себя подать, дружить с кем надо, зарабатывать неплохие бабки. На чём, интересно, он зарабатывал? Ездил на дорогих машинах, дачу отстроил на Риге, дочь учил в Финансовой Академии, носил золотые часы. Сцена к нему не питала особой благосклонности.
До Марго Вовке было далеко. Она просто никем больше не придумала заполнить вакансию компаньона из своего круга. А я повёлся, потому что слабый, внушаемый, завидующий её успеху и власти над людьми. Она явно им очень нужна, этим Гамаусам. Она всегда всем нужна, прекрасная Марго. «Нет! — выкрикнул Эдвард вслух, — я согласился, потому что ещё хочу жить! Заново! Без ошибок! Хочу любить! Хочу творить! У меня всё для этого есть сейчас кроме времени. Я повёлся на время. Но я больше всего его и боюсь».
Он вдруг понял первопричину своих страхов — новое время и новый мир: без троллейбусов и записок от руки. Электронное, холодное, глобальное, бездушное будущее Но в этом Эдвард был не совсем уверен. Души никуда не деваются, меняется сознание. Лучше успокоиться и брать с Марго пример — придумывать себе будущее, новое дело, обмусоливать детали, представлять себя мускулистым, гибким, белозубым, неутомимым.
Ему страшно захотелось взять в руки резец и сотворить немыслимый орнамент, сложный, запутанный, объёмный, непонятный, на грани безвкусицы. Выплеснуть на дерево все свои страхи и опасные догадки. Но где ж его взять, это дерево? Хоть малюсенький кусочек деревяшки? Может, попросить? Эдвард почувствовал физическую боль в правой кисти, так ей хотелось творить. Он взял лист бумаги и стал рисовать. Наконец-то! Постепенно с каждым рождавшимся в его фантазиях завитком тревоги стали уходить, он погрузился в причудливые сплетения орнамента и успокоился.
14. Стеша
Стеша родилась в Хабаровске в самом конце сороковых. Папа был заезжий музыкант из Ленинграда, мама официантка в ресторане. Папа узнал о её существовании года через четыре после её рождения, приехав опять на гастроли в дальневосточную столицу и сильно удивившись. Мама могла тогда и вовсе ему не говорить о Стеше, но ей хотелось утереть ему нос. Дело в том, что мама вышла замуж за партийного босса, Георгия Григорьевича Жвания, родила ему сына Гришу, Стешиного братца, жила в пятикомнатной квартире и иногда даже пользовалась автомобилем с водителем. На этом намытом авто она и подъехала к месту встречи.