Участковая, плутовка и девушка-генерал

– Тогда не будем долее медлить! – на этот раз говорила уже Шарагина, передавая возникшие мысли и толково, и практично, и исключительно прагматично. – Брать с собой пленённых молодчиков? Не вижу в рискованном, непродуманном предприятии особого, глубокого смысла, – вопреки недавнему пожеланию старослужащего товарища, она так и не надела на избитого «бандеровца» личные стальные наручники, – они во время безостановочного отхода будут только мешаться; нам же – если кто не знает? – требуется как можно быстрее покинуть тревожное расположение лесного массива и – чем скорее, тем лучше! – выбраться в ближайшую деревенскую зону, непременно покрываемую мобильным сигналом, – и в самом срочной порядке запросить какой-нибудь действенной помощи, если и не чисто спецназовской, то хотя бы обычной, присущей райковским отделениям ФСБ, ну, и, конечно, Росгвардии.

– И только-то? – изумленный прапорщик даже нехарактерно присвистнул. – Было бы об чём так тягостно беспокоиться: у нас, Слава – если, конечно, ты помнишь? – в служебной машине установлена мощнейшая рация; она же отсюда превосходно добивает как до районного центра, дык точно так же и до чёртовых до куличек…

Что старомодный Палыч подразумевал под последним высказыванием, так навсегда и останется неразрешимой загадкой. Они ненадолго замешкались и, вместо того чтобы своевременно, благополучно сбежать (как подразумевали и пронырливая плутовка, и предусмотрительная брюнетка), продолжали оставаться в прямом расположении места неспокойного, угрожающего, да и попросту страшного. Их нерасторопная нерешительность стала самой большой ошибкой, фатальной и непростительной, отчасти роковой, но, в частности, все же непоправимой: прицельный выстрел, произведённый небезызвестной белокурой особой, во главе отдельного отряда бесшумно подкравшейся с подветренной стороны (никем не прикрытого тыла), угодил старшему прапорщику точно по сонной артерии, заставил его слегка пошатнуться, а затем, мгновенно теряя человеческие, «жизнелюбивые» силы, безвольно начать валиться на мягкую весеннюю землю, словно бы специально укрытую прошлогодней, опавшей хвоей и еле видимой мшистой растительностью.

– Урсула?! – пока оторопевшие девушки наблюдали, как беспомощно падает их предательский пораженный соратник, скрипучим, обиженным голосом отозвался специальный английский разведчик, одной секундой назад пришедший в себя и капризно теперь просивший о немедленной помощи. – Сними уже, наконец, с меня эти российские металлические браслеты: они мне на запястья изрядно надавливают.

– Потерпишь, изнеженный, чванливый островитянин, ничего с тобой не случится, – испытывая к своевольному коллеге (хотя, возможно, и потенциальному конкуренту?) неприкрытую, откровенную неприязнь, основная командирша сборной иностранной команды ответила и грубовато, и назидательно, – сумел беспечно попасться – умудрись и спокойно расплачиваться.

В то же самое время, пока вражеские руководители выясняли межличностные, неприкрыто недовольные, отношения, Алексеев, неосторожно падая, ещё не успел до конца коснуться наваленного лесного ковра, а к нему уже со всех ног бежала беззаветно преданная напарница; она поймала его уже почти у самой земли, но… удержать не смогла и вместе с ним грузно рухнула на не перегнившую с прошлого года игольчатую труху, поднимая вокруг неимоверное количество осеннего сора и вешней, удушливой пыли. То ли от распространённого неприятного смрада, то ли от искреннего, нестерпимого горя, но, так или иначе, участливая сослуживица, зажимая повреждённую артерию маленьким пальчиком, уткнулась преданному товарищу в широкую грудь и, разом отчаявшаяся, истерически зарыдала; да, она сожалела сейчас и безмерно и искренне, и всесторонне и обреченно, и яростно и истошно; нет, ей не приходило на сокрушённый, подавленный разум, словно бы единственным мигом взорвавшийся и будто бы превратившийся в одну, сплошную, липкую массу, ничего из пережитых ранее незначительных разногласий, нет! Сейчас она думала только о том существенном поступке, исключительном, поразительном, непостижимом, да и просто товарищеском, когда преданный соратник не бросил её в трудную, губительную минуту, не оставил на произвол несговорчивой, зловещей судьбы, напротив, незамедлительно примчался на самоотверженную скорую помощь… тем самым и поплатился.