Участковая, плутовка и девушка-генерал

Невзначай озаботившись, хозяин дома остановился, свел к переносице густые, темные брови, неприветливо сморщился, слегка исказив в основном прямой, но лишь немного выпуклый нос, и, выпятив вперед мясистые губы, скрытые под аккуратно подстриженными усами, стал внимательно вслушиваться. В округе стояла полнейшая тишина – и только из-под их с супругой двуспальной кровати доносилось легкое, едва уловимое, «шебуршание».

– Действительно, Маша, – охваченный необъяснимой тревогой, родитель обратился к ребенку по более привычному имени, – по всей вероятности, ты оказалась права: в нашей с мамой комнате неожиданно, а главное, против нашей с ней воли, кажется, кто-то завелся. Подожди немного: сейчас я возьму карманный фонарик, а затем мы с тобой опустимся под нашу с мамой кровать и непременно посмотрим – установим, кто же на нашу маленькую дочурку нагнал неодолимого страху, по-моему, скорее всего надуманного и полностью беспричинного, – он высвободился из несильного захвата маленьких ручек, оставил девятилетнюю красавицу лихорадочно вздрагивать, а сам прошел к прикроватной тумбочке, достал из нее миниатюрный осветительный приборчик и опустился перед собственным спальным ложем на оба колена.

Не желая разбудить отдыхающую супругу (от их излишней активности, между прочим, начинающую обеспокоенно шевелиться и сквозь потревоженный сон неприветливо выражаться), сознательный муж не стал зажигать светодиодное устройство сразу, а сначала пониже нагнулся накаченным туловищем, приблизился им к са́мому полу, засунул голову в продолговатый проём, образованный между нижним окончанием кровати и верхней поверхностью паркетного перекрытия, и только затем пода́л в пугающее пространство благословенное электричество. И тут! Он неожиданно различил, что прямо на него уставились два крохотных зрачка, черных и неприветливых, не выражающих ничего человеческого – ни искреннего сострадания, ни подлинной жалости, ни обыкновенного людского сочувствия. Местный лесничий неумышленно вздрогнул, что не осталось незамеченным двумя голубыми глазками, беспрестанно наблюдавшими за всеми его телодвижениями и пристально следившими за каждым, производимым им, маломальским нюансом.

– Что там такое, папа? – последовал испуганный детский вопрос, в сложившимся случае вполне естественный и заданный, разумеется, первым. – Скажешь, что-то невероятно страшное?

– Нет, – своим чередом ответил родитель, говоривший спокойным и рассудительным голосом, – просто к нам под кровать забрала́сь обычная полевая мышка; она и сама-то, стоит заметить, несказанно напугана – вон юркая чертовка дрожит всем «хлюпеньким» тельцем! Но – удивительное дело? – она не убегает, а смирно сидит, словно прикованная либо же подвергнутая гипнотическому прямому воздействию. Ты спросишь: на что ее необъяснимое поведение внешне похоже? – продолжал отец, протягивая руку за собственной тапкой и, обзаведшись необходимым инструментом, возвращая ее обратно, чтобы привести застывшую проказницу в «рациональное чувство». – Помнишь мультик, повествующий про злобную кобру Нагайну, которая напрочь подчинила себе в точности такую же глупую мышку и которая довела ее до настолько непререкаемого, подвластного страха, что та ни словом ни делом не сумела ей воспротивиться?

– Да, вспоминаю, – ответила дрожавшая малышка, сделав сосредоточенное лицо и немножечко поразмыслив, – а что, ее тоже желает скушать страшная и злая кобра Нагайна?

– Нет, но ее непривычное поведение мне не очень понятно? – попытался представитель мужской половины дома разъяснить не то ответом, не то вопросом; одновременно незваной гостье, застывшей в неподвижной позе, досталось широкой и прочной подошвой. – Интересно? – пробурчал он, комментируя необъяснимое поведение. – Я ее, значится, бью, причем несравненно больно, а она не убегает, напротив, немного отстраняется в сторонку, садится на задние лапки, передние же складывает в смиренной покорности и бесчувственной отрешенности, ну! совсем как послушный кролик, под играющую дудочку ведомый на жестокую бойню, – здесь, точно уж, что-то не так… Однако, ладно, с «застывшими мышами» я разберусь немного позднее – глядишь, ненароком мирно спящую маму разбудим? – другими словами, пойдем пока в твою комнату, где я, как ранее обещал, уложу тебя мирно спать, а потом вернусь и как следует здесь приберусь, устраню, так сказать, нежелательных и ненужных свидетелей, – отец, конечно же, плоско шутил, но поступал он похожим образом по строго определённым мотивам: сводя возникшую неприятность в игривую прибаутку, участливый папа пытался перевозбужденной девочке поднять упавшее настроение и направить ее основные мысли на умиротворенные, спокойные сновидения.