Казаки пальнули из пушки – над холмом лопнул снаряд шрапнели, и толпу рассеяло. Кто кинулся за холм, кто остался лежать убитый или раненый.
Казаки больше не стреляли, впрягли лошадей, повезли пушку в тыл. Алексея раздели до пояса, перебинтовали торс, а потом опять облачили в гимнастёрку, усадили на повозку с зарядным ящиком. В тылу его передали санитарам, и он был отправлен в госпиталь.
Вокзал в Омске
Во второй половине июля он возвратился в свой 5-й Сызранский полк, который сократился до численности роты. Во время поверки Алексей, мучаясь головной болью, выкрикнул что-то невпопад. Фельдфебель начал поверку вторично, и Алексей опять крикнул что-то не то. Фельдфебель подошёл, посмотрел ему в лицо, сказал: «Бредишь! Сыпняк». Больных тифом набралось на целый обоз, он двинулся в Челябинск. Отсюда Алексея и других в санитарном поезде повезли в Омск.
В середине сентября Алексей был выписан из омского госпиталя с документом об освобождении от службы на полгода: настолько он был худ и слаб. Никакого денежного пособия он не получил. Куда деться, где поесть? Шёл по улице, мимо проезжал на велосипеде сытого вида офицер, остановился, рявкнул: «Почему честь не отдаёшь?» Алексею в его состоянии было не до отдания чести. Офицер выругал его, укатил.
Алексей пришёл на вокзал, решив ехать в свою часть. На перроне он вдруг встретил того самого чеха, с которым познакомился в августе прошлого года на станции в Сызрани. Чех, очень обрадованный, что его знакомый столько времени провоевал и жив, повёл его к своему стоявшему на запасном пути эшелону и, как и в прошлый раз, принёс из кухни котелок пшённой каши с тушёнкой.
Судьба послала моему отцу в тот день ещё одну встречу. В здании вокзала его окликнул кто-то, он обернулся – Алексей Витун! Друзья обнялись. Витун рассказал, что он не долечился в госпитале в Оренбурге, куда попал вместе с моим отцом, и был отправлен Челябинск. Раненых навещали сотрудники американского Красного Креста, приехавшие в Челябинск на своём поезде. Они обеспечивали госпиталь медикаментами, антисептикой, медицинскими инструментами, перевязочными средствами. Витун познакомился с американцами, после выписки занялся всякими мелкими ремонтными работами в их вагонах, и американцы оставили его у себя. Теперь их поезд в Омске.
Витун повёл моего отца в парикмахерскую, где, как рассказывал отец, «с волосами как посыпались вши! парикмахер менял простыни одну за другой». Потом Витун привёл друга в вагон, где имел купе, накормил «под завязку», напоил американским какао, угостил шоколадом и сказал: «Я с начальником поговорю – тебя тут тоже оставят. Мы скоро во Владивосток поедем, а оттуда меня обещали в Америку взять. И тебя возьмут». Алексей не знал, что сказать, тёзка добавил: «Обязательно возьмут и тебя. Ты вон какой тощий, с лица серый, а у них сострадание».
Алексей представил: он отправится за океан, а то, за что он воевал? Неужели победа невозможна? Он ответил, что должен возвратиться в свой полк. Тогда Витун дал ему денег на дорогу и ещё шоколада. Когда Алексей направился от вагона к перрону, переходя через железнодорожные пути, Витун догнал его и сунул ему в руки банку сгущённого молока, которую попросил у американцев.
Ночью мой отец уже был в поезде, который шёл на Курган к фронту. Через много лет отец, рассказывая мне об этом дне, когда Витун накормил и снабдил его тем, что получил от американцев, а ранее беспризорного солдата накормил чех, взял с полки томик Александра Грина и вслух прочитал написанное им в «Автобиографической повести» о скитаниях по Одессе: «Впоследствии я узнал, что побирающийся и безработный матрос всегда получит у иностранцев горсть белых галет, пачку табаку, кусок мяса».
На запад к реке Тобол
Курган был в руках противника, Алексей сошёл в нескольких десятках километров от города, у линии фронта, проходившей с юга на север поблизости от восточного берега реки Тобол. На железной дороге Алексей увидел бронепоезд белых «Кондор» грозного вида: паровоз, обшитый стальными листами, на бронеплощадках – два трёхдюймовых орудия, шесть пулемётов.
Алексей с попутным обозом направился на юг, где располагалась 2-я стрелковая дивизия. Она была выведена из состава IV-го армейского корпуса, передана 3-й армии. Дорога к позициям дивизии пролегала неподалёку от сёл Лопатинское, Саламатное, поблизости от деревни Хутора, озера Невидим. Всюду там в это время шли бои.
Застав свой 5-й Сызранский полк в деревне, Алексей пошёл в штаб повидаться с братом Фёдором, писарем. В штабе сказали, что Фёдор Гергенредер заболел тифом, и его отправили в санитарный поезд, который уезжал во Владивосток.