Участники Январского восстания, сосланные в Западную Сибирь, в восприятии российской администрации и жителей Сибири

— В какой церкви?

— В католической.

— Как в католической?

— Фомич, Ваше Превосходительство, был католик.

— Католик! И вы решились поставить на такой важный пост поляка, католика! — с ужасом проговорил Замятнин и, конечно, не пошел на вынос.

Как человек, весь ушедший в мелочи, Замятнин додумался только до одной меры общего характера: по его распоряжению все французы, сосланные по польскому восстанию (из них припоминаю Прадона, Рушоссе, Пажеса)[314], как опасные враги женской добродетели (так буквально говорилось в приказе) были высланы из Красноярска. Приказ, конечно, получил огласку и вызвал в местном обществе разные толки, а среди дам даже взрыв негодования; последовали запросы из Иркутска, и приказ через месяц фактически был отменен.

Жандармский полковник Ник[олай] Игн[атьевич] Борк[315](католик) был человек не молодой, совершенно обжившийся в Красноярске; он не был настолько уклончив от политики, как Тиц в Томске, но и не проявлял большой инициативы. С местным обществом Борк был в хороших отношениях; в известные дни у него собирался чуть не весь город, можно было видеть даже политических. Тогда с должностью жандармского штаб-офицера соединялись еще обязанности коменданта приисков, и Борк каждое лето делал объезд приисков. Вообще он, кажется, больше интересовался приисковыми делами, чем внутренней политикой.

Полицеймейстер Борщов, бывший адъютант Борка, имел ближайшее отношение к проживавшим в городе политическим ссыльным (а их было немало), и, кроме того, в его заведовании находились острог и пересыльная тюрьма. Но Борщов прежде всего любил хорошо выпить и принадлежал к компании (золотопромышленники Безносиков[316] и Шипилин[317], начальник телеграфной станции Вальтер, бухгалтер банка Корнштейн, прокурор Мунк[318]), которая даже в Красноярске несколько выделялась усердным служением Бахусу, разумеется, с неизбежными картами. Притом Борщов был человек добрый и нередко входил в положение ссыльных, по меньшей мере не был инициатором каких-нибудь ограничений.

Прокурор Мунк ни во что не вмешивался; после его смерти рассказывали, что в его кабинете была найдена масса писем с денежными вложениями для передачи политическим ссыльным, причем никаких денег не оказалось.

Советник Айгустов[319], заведовавший экспедицией о ссыльных, был с университетским образованием, но до конца дней своих сохранил привычки казанского студента прошлых времен, другими словами — сильно зашибал.

Совершенным особняком стоял Ив [ан] Александрович] Малахов[320], прямая противоположность Замятнину. Человек образованный (Казанской духовной академии), постоянно интересовавшийся всеми научными и литературными новостями, дельный, безукоризненно честный, он знал только свое губернское правление да вел постоянную войну с Замятиным. Наконец, не выдержал и, несмотря на все уговоры Корсакова, перешел в Иркутск на должность помощника интенданта. К политическим ссыльным относился очень хорошо.

Видное место среди тогдашнего красноярского чиновничества занимали представители двух новых ведомств: акцизного и контрольного. Все они были в своем роде либералы, особенно выделялся управляющий контрольной палатой В. И. Мерцалов[321] (ныне сенатор), с особенным наслаждением преследовавший Замятина и подчиненную ему братию всякими начетами.

Однако тон всему в городе задавали золотопромышленники и представители разных золотопромышленных компаний (купечество было совсем незаметно); из них только уполномоченный компании Голубкова, старик Н. П. Токарев[322], сторонился от политических и никого из них не принимал к себе на службу; все же прочие поступали как раз наоборот, причем, конечно, немалую долю играл и прямой личный интерес. Даже сама администрация старалась извлечь пользу из ссыльных: охотно оставляла по городам ремесленников и не только смотрела сквозь пальцы, что ссыльные доктора занимались медицинской практикой, что запрещалось разными распоряжениями высшего начальства, но нередко назначала их к исправлению должностей — сплошь и рядом пустовавших — официальных врачей.

Пантелеев Л. Ф.

Из прошлого польской ссылки в Сибири // Пантелеев Л. Ф. Воспоминания… С. 561–565.

№ 4. Серафима Васильевна Пантелеева — Из пережитого в 60-х годах