Участники Январского восстания, сосланные в Западную Сибирь, в восприятии российской администрации и жителей Сибири

[…] Но, когда в Польше воспыхнуло восстание и тысячи поляков были отправляемы в ссылку в Сибирь, моим противникам было не трудно взводить на меня разные обвинения. Они стали проповедывать на все тоны, что с поляками обходились в Сибири слишком хорошо и что, будучи католиком, я питал к им симпатию, тогда как на самом деле я действовал по внушению человеколюбия, считая за гнусность всякое преднамеренное ухудшение в положении этих несчастных и принимая некоторые меры с целью предохранить их от голодной смерти. Одна газета дошла до того, что обвинила меня в постройке тринадцати католических церквей на счет казны, тогда как во всей Западной Сибири было всего три католических церкви, из которых одна только построена при мне на добровольные пожертвования, а такого небольшого числа католических церквей, очевидно, было недостаточно для многочисленных ссыльных.

Автобиография А. О. Дюгамеля // Русский архив. 1885.

Вып. 10. С. 174–175, 184.

№ 6. Василий Васильевич Верещагин — Листки из записной книжки

Василий Васильевич Верещагин (1842–1904) — один из наиболее известных русских живописцев второй половины XIX века — прославился, прежде всего, как художник-баталист. По окончании Морского кадетского корпуса вышел в отставку ради обучения живописи. Учился в России и Франции.

В 1867 году он принял приглашение Туркестанского генерал-губернатора Константина Кауфмана и стал его «придворным» художником. Через два года с помощью своего покровителя организовал в Петербурге «туркестанскую выставку». Обратный путь он проделал через территории Западной Сибири. Выбранный фрагмент является частью рассказа об этом путешествии. Под заглавием «Листки из записной книжки» эта работа была издана только в 1899 году, в сборнике совместно с другими литературными произведениями художника.

1

[…] Я бывал только в Западной Сибири до Омска; ссыльных там было множество. Проезжая по городам, видишь, бывало, седых стариков, сидящих на завалинках или пробирающихся с палкою в руках вдоль заборов, — все это по большей части были «несчастные», искупавшие и, конечно, уже искупившие свои грехи перед соотечественниками.

Поляков в Западной Сибири было такое множество, что какой-то шутник назвал эти губернии польским королевством. Биллиардные комнаты в гостиницах и трактирах были полны табачного дыма, в облаках которого слышалась главным образом польская речь. В городе Иртыше и других местах по дороге я покупал хорошую колбасу и вестфальскую ветчину, приготовления последовавших в ссылку за своими близкими польских пань; ел в гостинице хорошо приготовленные поваром-поляком котлеты и, наконец, чинил свой тарантас, хорошо и недорого, в кузнице у поляка. Конечно, нет худа без добра, но все-таки желательно для выбора, чтобы колбаса, ветчина и курки к тарантасам делались хоть и менее искусно, но чтобы страна избавилась от болезненного нароста, язвы ссылки. Заселять окраины необходимо, но добровольцами, и это составляет теперь злобу дня, для которой новые железные пути в Сибирь и Туркестан должны сослужить большую службу. Там, где наш солдат косит сено, а казак поит своего коня, земля, хотя и завоевана нами, еще не вполне наша. Но там, где пашет наш крестьянин, там Россия.

Верещагин В. В.

Листки из записной книжки // Повести. Очерки. Воспоминания / сост. и примеч. В. А. Кошелева и А. В. Чернова.

М., 1990. С. 256–257.

№ 7. Иван Петрович Белоконский — По тюрьмам и этапам. Очерки тюремной жизни и путевые заметки от Москвы до Красноярска. Дань времени: Воспоминания