Участники Январского восстания, сосланные в Западную Сибирь, в восприятии российской администрации и жителей Сибири

Съестные припасы, назначенные для нашего содержания, выбранный нами староста получал от этого же чиновника. Мне говорили, что отпускаемый нам паек почти равняется солдатскому и значительно превосходит паек, отпускаемый уголовным арестантом. Главные составные части нашего пайка были (месячный отпуск на одного человека): 1 пуд 32 фунта ржаной муки и 7 фунтов крупы гречневой или ячменной; кроме того, сколько-то соли и немного коровьего масла. Староста оставлял для нашего употребления столько муки, чтобы каждый из нас получил приблизительно полтора фунта печеного хлеба в день; хлебопек был из нас же, получал от нас небольшое жалование, стряпал хлеб в тюремной кухне. Остальную часть муки староста продавал или тому же чиновнику, или кому-нибудь из местных торгующих крестьян; на вырученные деньги закупал мясо для наших обедов (приблизительно пол фунта на человека в день), картофель, капусту, кой-какие мелкие приправы; из этих же денег платил жалованье хлебопеку и повару.

Староста ходил почти ежедневно в Закрайку, изредка в Ака-туй. Иногда он брал с собою повара для более тщательного осмотра покупаемых продуктов, особенно если предполагалось закупить мясо в большем против обыкновенного количестве. Довольно часто старосту сопровождали один или двое из числа заключенных; некоторые шли в деревню так себе, от нечего делать, другие — с целью купить какую-либо нужную вещь. Лично я в Закрайке не был ни разу; в Акатуй ходил изредка в сопровождении двух или трех товарищей, чтобы помыться в бане одного из тамошних домохозяев; баня была небольшая, но довольно опрятная. Когда староста или кто бы ни было из нас шел в Закрайку или в Акатуй, один из дежурных казаков непременно конвоировал нас туда и обратно.

В том году и в тех местах какие стояли цены на ржаную муку, которую нашему старосте приходилось продавать, и на мясо, т[о] е[сть] на главнейший продукт, который ему надо было покупать — этого я не помню[189]. В итоге при тогдашнем соотношении цен казенный паек давал возможность иметь ежедневно для каждого из нас полтора фунта ржаного хлеба и обед, состоявший из супа с порядочным куском мяса весом около половины фунта. Наш обеденный суп поляки называли «крупник», потому что в нем было значительное количество крупы; картофель (изредка вместо картофеля капуста) прибавлялся в очень умеренном количестве; самою обыкновенною вкусовою приправою был лавровый лист, изредка лук. Каждый из нас получал большой ковш этого супа, что составляло приблизительно две тарелки.

Между нами было очень мало таких, которые съедали всю дневную порцию хлеба при обеде. Я делил свою порцию на три части: для утреннего чая, для обеда и для вечернего чая; и очень многие поступали точно также. Проезжая чрез Забайкалье, мы познакомились со вкусом кирпичного чая¹⁸⁹. Когда мы заходили в крестьянскую избу, мы часто видели, что хозяйка вынимает ухватом из печи большой чугун, черпает из него ковшом и наливает в стакан или в чашку, или в кружку темно-красный отвар — это и есть отвар кирпичного чая, заготовленный хозяйкою с утра и расходуемый ею в течение всего дня: приехали домашние из лесу с дровами или вернулись с другой работы — подается кружка чаю с куском хлеба или булки; зашла соседка покалякать — то же самое угощение; зашли мы, проезжающие люди, обогреться — и нам то же. Многие из поляков до того времени о кирпичном чае даже не слыхивали; отведали — оказался довольно сносным. Он не имеет того аромата, который в большей или меньшей степени свойственен чаю, употребляемому в Европейской России, носящему название байхового, цветочного, фамильного; вкус слегка вяжущий, но ничуть не отвратительный. А так как кирпичный чай гораздо дешевле байхового, то многие из нас оставили байховый чай и заменили его кирпичным; так и я сделал. Утром я выпивал большую кружку кирпичного чая, съедал при этом ломоть хлеба, посыпанный солью — и чувствовал себя удовлетворительно. Бывши на свободе, студентом, я употреблял сахар в очень умеренном количестве; теперь я совсем перестал употреблять его.

Вечерний чай был повторением утреннего. Ужина обыкновенно не было. Изредка я и трое моих товарищей по камере, давали себе разрешение «кутнуть»: покупали кусок мяса и приготовляли к ужину несколько кусков бифштекса или несколько котлет. Случались и в других камерах подобные же «кутежи».

Бывало иногда, что наш повар отпускал нам обед из двух блюд: кроме «крупника» мы получали по тарелке кашицы с небольшим количеством [отсутствует часть текста][190]. Политические тюрьмы, подведомственные комендантскому управлению, находились, кроме Акатуя, в следующих селениях: Александровский Завод[191], Кадая[192], Алгач[193], Зерентуй[194]. Насколько мне известно, во всех этих тюрьмах кандалы надевались, как и в Акатуе, в очень редких случаях, а именно при посещении тюрем проезжающими важными особами.