Участок

– А за то! Плетень он на огороде нагородил! И ладно бы нагородил, но он же его пустил от старого колодца моего до дикой груши. А с этой груши я еще маленьким упал, потому что наша она была! Принимайте меры вы власть! А то я самоуправлением займусь, кроме шуток!

– Видишь, что делается? – пожаловался Шаров Кравцову. – Кто-то слух пустил, что землю будут заново разгораживать. Вот они с ума и сходят. До нехорошего может дойти. Главное – сроду у нас меж огородами не было ничего!

– А вы пустите обратный слух, но правдашный, – посоветовал Хали-Гали. – Что никто ничего заново разгораживать не будет. А кто уже нагородил – убрать!

– Убрать... Сказать-то легко... Ладно, пошли.

18

Они пошли разбираться. Дуганов в самом деле ладил плетень и замахнулся издали топором на пришедших:

– Я против частной собственности, но это собственность личная! Ее даже при социализме разрешали! И не лезьте поэтому! У меня невроз, Андрей Ильич, не рискуй, пожалуйста!

Пошли дальше по селу. Везде развернулось гороженье огородов, и редко где обходилось мирно, по согласию: там и сям ругались и взывали к совести, к Богу и начальству. Удивительно тихо было на меже между огородами Савичевых и Сироткиных, но там и забор был удивительным: шел с двух сторон вкось, сторонясь самого себя, а в центре вдруг делал причудливую загогулину и соединялся. Савичева и Сироткина оглядывали это чудище и не могли понять, выгодно поделена территория или нет, а мужья объяснить не могли, потому что лежали безгласные, утомленные работой и самогоном.

– Надо заразу уничтожить там, где возникла. Корень вырвать! – сказал Хали-Гали.

И они отправились к корню, то есть к забору между Сущевой и Липкиной. Липкина, кстати, успела убрать улику, то есть провода. Когда Мурзин застал ее за этим занятием, он удивился и сказал:

– Подождали бы, Мария Антоновна, пока я электричество отключу!

– А не отключено разве? Я думала: курица попалась, так и все. То-то я чувствую: щиплется!

А теперь появилась улика уже во дворе Сущевой: канистра с керосином у крыльца, и Липкина, чтобы обратить на это внимание, своим истошным криком созвала чуть ли не все село.

– Вы посмотрите, – кричала она, – что у нее у крыльца стоит! Керосин там стоит, а с утра не было! Дом она мне поджечь готовится!

– Не болтай глупостей! – отвечала Нюра. – Не тронь забор, и я твоего дома не трону!

– Все слышали?! Что ж вы молчите? Я же вас половину учила, а она буклеевская, пришлая, у них там ни у кого совести нет!

Синицына не стерпела:

– Ты, Мария Антоновна, грязью-то не поливай людей. Я тоже из буклеевских бывшая, у меня тоже, значит, совести нет?

– Есть, но мало! – послышался голос из толпы. Синицына живо обернулась:

– Это кто ж такой умный?

И началась такая общая распря, такая склока, поднялся такой гомон, что пришедшему Кравцову не сразу удалось добиться того, чтобы его хотя бы выслушали.

– Граждане! Граждане! – кричал Кравцов. Понемногу все умолкли.

– Граждане села Анисовка! – сказал Кравцов с улыбкой, но решительно. – Господа и товарищи, кому как нравится! Я здесь тоже человек пришлый. Я человек вообще не деревенский, к сожалению, как вы знаете! И я сейчас сюда пришел даже не порядок наводить. Я просто понять хочу. Поможете?

Смутный ропот был ему ответом.

– Анна Антоновна! – обратился Кравцов к Нюре.

– Ну? – недоверчиво откликнулась Сущева.

– Вам, как я понял, желательно сохранить часть земли в том месте, которая от дома?

– Само собой!

– Мы с Андреем Ильичом считали – полтора квадратных метра получается. И что, интересно, может вырасти на такой территории? Мне просто интересно!

– Ведро огурцов! – подсказали Кравцову из толпы.

– Это правда? Ведро огурцов?

– Не в ведре дело, а в принципе! – сказала Нюра.

– Понимаю, – прижал руки к груди Кравцов. – Но опять же, Анна Антоновна, принцип размером в ведро огурцов – согласитесь...

Народ начал посмеиваться. Шаров смотрел на Кравцова одобрительно. Володька Стасов, сидящий на колесном тракторе, с высоты показывал всем руками, сколько это будет – полтора квадратных метра. А поодаль остановилась, сойдя с велосипеда, Людмила Ступина. И взгляд у нее был... заинтересованный.

Чтобы закрепить победу, Кравцов обратился к Липкиной:

– Мария Антоновна!

– Я-то при чем? – тут же отозвалась Липкина. – Мне огурцы вообще не нужны!

– Не в огурцах суть. А суть в том, что все село по вашему примеру начало делиться. Понимаете? Все очень вас уважают и думают так: если уж Мария Антоновна, у которой нас половина училась, на это дело пошла, значит, нам сам бог велел! Понимаете, Мария Антоновна? Берут с вас пример как коренной представительницы сельской интеллигенции. А пример получается, извините, негативный!

Липкина от неожиданности сначала даже чуть не смутилась, но преодолела ложное смущенье и вскрикнула с негодованием:

– Пример! Кто бы говорил, между прочим! Если бы ты сам был сильно моральный, я бы поняла! Кобелируешь тут, прости на добром слове! Кто меня к Людмиле Ступиной посылал, умолял с ней поговорить, чтобы мужа бросила и к тебе пошла? Не ты?

Народ ахнул. А Нюра поспешила добавить: