– А что дождь? Клюет лучше.
– Но ты же удочек не брал! Я проснулась – тебя нет. Тоже подумала: пошел по рыбу. А удочки стоят! Почему мне, родной жене, не сказать? Может, тебя в самом деле Прохоров подбил провода срезать? А? Ты скажи, а я что-нибудь придумаю. Может, спрячу тебя. Не в тюрьму же от двоих детей идти!
– Не резал я ничего.
– А где был ночью-то? Почему не сказать?
– Тьфу. Рыбу ловил!
– Да как ты ее ловил без удочек-то?
– Вот пристала...
– А может, ты к Клавдии-Анжеле ходил, а? – спросила Лидия будто даже с надеждой. Продавщица Клавдия-Анжела жила с дочкой одиноко, на отшибе, и почему-то у всех было мнение, что к ней время от времени приходят мужики. Ни разу ни одного мужика замечено не было (к тому же она спиртного дома принципиально не держит, хоть и продавщица), но мнение от этого не менялось.
– Тю! – сказал Куропатов. – По-твоему, лучше, если бы я у нее был?
– Лучше! – сгоряча воскликнула Лидия. – То есть я бы тебе, конечно, за это все глаза бы выцарапала, но это все-таки лучше, чем в тюрьму! Ну, говори! У нее был?
– Нет!
– А где, черт ты такой?! – вскрикнула Лидия. – Где?
Куропатов молчал.
Куропатов молчал. Молчал и Вадик на другом конце села, в медпункте, слушая рассуждения Кравцова, которому надо было с кем-то поделиться мыслями.
– Слишком как-то все ясно, Вадик! Есть прямые улики против Куропатова. И следы от мотороллера, и рукавица. И ночью, как выяснилось, не было его дома. Говорит, что рыбу ходил ловить. И брат у него в тюрьме... Так сказать, психологический момент. Теперь Желтяков с Клюквиным. Все знают, что они мечтают кабель найти. То есть ушиблены идеей разбогатеть на цветном ломе. У Желтякова к тому же провод пропал. А у Клюк-вина на резаке следы алюминия. И получается всё как на ладони: договариваются Куропатов, Желтяков и Клюквин, Клюквин режет провода, Желтяков помогает собирать, Куропатов отвозит. Слишком просто, слишком!
– А зачем они в «Поле чудес» отвезли? Строителям продать?
– По внешним признакам так. Но опять же, слишком очевидно. И что, главное, в результате? Во всем районе резали провода, и теперь можно обвинить этих троих!
– А если в других местах на них улик не найдут?
– Это неважно. Конечно, судят только по доказанным эпизодам. Но остальные как бы прилагаются. Один пишем, два в уме. По ним не судят, но они списываются, вот в чем дело!
– То есть, думаете, это не Куропатов и не Желтяков с Клюквиным?
– Не знаю. В данном случае в Анисовке, может, и они. А в остальных... Не понимаю я чего-то...
Тут он замолчал и прислушался.
Ночью в деревне любые звуки разносятся на всю округу. Кравцов и Вадик услышали далекий звяк железки о железку, а потом скрип ворот. Наверное, не надо объяснять, почему в данной обстановке эти звуки заставили Кравцова тут же вскочить и, выпрыгнув для оперативности в окно, помчаться туда, откуда они послышались.
Вадик мелким конспиративным бегом следовал за Кравцовым. Они оказались возле сарая Прохорова. Там медленно и тяжело покачивался рельс, о который, наверное, кто-то чем-то звякнул. Этот рельс Прохорову служил оповещателем. Отлучаясь в села, где у него были другие пункты, он при возвращении пять раз равномерно ударял в него. Дескать, анисовцы, я тут, если у кого чего скопилось или обнаружилось – несите.
Полежав в кустистом овраге не менее часа, Кравцов и Вадик увидели, как из сарая крадучись вышел Куропатов и, озираясь, направился к своему дому.
– Последнее звено! – тихо сказал Вадик. – Теперь все ясно: Куропатов и Желтяков с Клюквиным воровали, а Прохоров принимал!
– Может быть. Но... В Полынск завтра съезжу. Надо узнать кое-что.
Кравцов съездил в Полынск и там узнал кое-что. В разные учреждения заходил. На каком-то пустыре для чего-то копался.
А Вадик решил самостоятельно установить за пунктом Прохорова постоянное наблюдение. И увидел нечто совсем уж загадочное: окольными тропками, явно остерегаясь чужих глаз, не в сарай, а в недостроенный дом Прохорова пришла Лидия, жена Куропатова. Побыла там около часа – и ушла.
А в саду сидели печальные Желтяков и Клюквин. Не до работы им было. Выпивая, они обсуждали важный вопрос. Правда, если бы кто услышал, ничего не понял бы.
– А я считаю – признаться надо! – сказал длинный Клюквин.
– Чтобы на нас свалили все? – закричал Желтяков.
– Так мы же объясним.
– Поверят тебе! Не надо было резак свой милиционеру давать, чучело!
– Он сказал – ветки обрезать.
– Уши твои лопоухие обрезать надо! – заявил Желтяков.
Клюквин обиделся:
– Константин! У меня уши не лопоухие! Извинись!
– Отрастил, а я виноват? На правду не обижаются!
– Я сказал – извинись! Или я сейчас иду и про все рассказываю!
– Да сам пойду! Испугал!
– Ну, пошли!
– И пойдем!
Приняв это решение, они выпили и остались на месте.
Они остались на месте, но не сиделось вернувшемуся из района Кравцову. Ходил, например, у дома Желтяковых, приподнимал лестницу, осматривал место, где она лежала. Потом приставил к столбу и залез, разглядывал срез провода. Потом сходил к Хали-Гали, побеседовал с ним. На винзавод заглянул, говорил там с Куропа– товым.