— Не отпустили. А здорово было бы и нам так пойти!
— Неважно, сынок — не расстраивайся. Мы и здесь с тобой посидим. Нам ведь все равно никто мешать не будет.
— Да уж — через каждый час надо сержанту докладывать, — пробурчал Игорь.
— Опять? — всплеснула руками Елена Андреевна.
— Опять. И что за тупость такая!
— Ладно, Игорек, не ворчи. Это ведь всем делать надо. Раз такой порядок — надо его выполнять.
— Придумал дурак какой-то, а ты выполняй! — не унимался Игорь.
— Хватит ворчать, сынок. Лучше посмотри, что я тебе привезла.
Елена Андреевна достала все то, что Игорь не взял, когда они были в казарме. Все было очень вкусным, и Игорь, заметно подобрев, уже не ворчал на то, что нужно докладывать сержанту. К тому же после очередного доклада Шорох разрешил Игорю приходить не через час, а через два — ему и самому до смерти надоело выслушивать одно и то же от пятнадцати курсантов сразу. Пока Игорь разговаривал с мамой и Славиком, спортгородок как-то заметно опустел, и на нем почти никого не осталось.
— Слушай, сынок, кроме нас уже почти никого нет — только несколько человек. Может уже нельзя здесь сидеть, а? — начала волноваться Елена Андреевна.
Игорь и сам был удивлен не меньше и не очень уверенно ответил:
— Даже не знаю. С родителями разрешили до самого ужина быть.
Со скамеек поднялись последние родители и курсанты и медленно потянулись к выходу из части.
— Ой, Игорек, смотри — теперь уже все ушли.
— Мама, я совсем забыл — ведь клуб открыли. Туда все и пошли, наверное. Там не так жарко, — вспомнил Игорь.
В клубе было довольно много народа, но он, большой и просторный, легко вместил всю эту переговаривающуюся и чавкающую массу. Почти все курсанты что-то ели, и от этого клуб стал похож на столовую, с той лишь разницей, что каждый ел свое. Здесь же Игорь с удивлением увидел Каменева и Байракова. Тищенко прекрасно помнил, что Гришневич отпустил их в увольнение, и они давно уже должны были быть в городе. «Может, Гришневич передумал? Ну и козел же он в таком случае! А я еще злился, что им больше повезло. А с какой стати они должны были идти, а я — оставаться», — Тищенко с противоречивыми чувствами смотрел на своих сослуживцев.
— Ты нас в столовой видел? — спросил Славик.
— Тебя видел, а маму — нет.
— А мы тебя хорошо видели, — сказала Елена Андреевна.
— Ну и как тебе наша столовая?
— Скажу прямо — не очень. Посмотрела я на ваш праздничный обед — суп какой-то жидкий и, думаю, не слишком вкусный. Каша постная, хорошо хоть, что гречневая. Сок тоже вроде бы водичкой почти наполовину разведен. Ты говорил, что вам масло дают, но я его что-то не видела.
— Масло не в обед дают, а утром. А в обед должны в кашу класть, но я думаю, что почти не кладут, потому что повара разворовывают. К тому же сегодня сравнительно хорошо кормили — кашу гречневую не так уж и часто дают. Вот ты говоришь, что сок разбавленный, а нам его сегодня впервые дали.
— А так что, вообще ничего не дают? — не понял Славик.
Игорь улыбнулся и ответил:
— Почему не дают? Дают. Или компот из сухофруктов, или кисель. Да еще постоянно с бромом.
— А зачем с бромом? — спросил младший брат.
— Это я тебе как-нибудь потом объясню.
— Игорек, а вам всегда так мало времени на обед дают?
— Мама, да ведь сегодня присяга, поэтому времени нам еще сравнительно много дали. Обычно меньше. Когда встаешь, то еще на ходу выпиваешь кисель. А он еще и горячий — вечно в рот не взять.
— Не понимаю — зачем все это нужно?! Неужели нельзя на обед минут двадцать дать, чтобы все успели нормально поесть? Это ведь плохо на желудке сказывается, когда пища непережеванной проглатывается.
— Я уже говорил об этом, а мне сказали, что армия — не санаторий.
Елена Андреевна вздохнула и после некоторой паузы сказала:
— Да, армия — не санаторий! Как ты хоть себя чувствуешь, Игорек?
— Теперь будет легче — после присяги Вакулич обещал отвезти меня в госпиталь.
— Игорь, я все у тебя спросить хотел… Ты, когда знамя целовал, тебе не было противно? — спросил Славик.
— Ты это о чем?
— Ну… Каждый послюнит, а ты — целуй, — пояснил брат.
— Дурак ты, Славик, разве это может быть неприятно? Это ведь клятва и обычай такой — целовать знамя. Я про это даже не думал, когда целовал — есть там чья слюна или нет, не до того было. Знамя — символ армии. Да и в рот ведь его никто не засовывает, стараются одними губами касаться.
— Чтобы не заслюнявить?
— Опять ты за свое? Не поэтому! Потому, что уважительно относятся к знамени, вот почему! — Игорь уже начал раздражать излишний цинизм Славика.
— Не обижайся, Игорь. Я ведь пошутил, а ты всерьез принял. Как будто бы я не понимаю, — Славик уже и сам чувствовал, что сказал глупость.
— Видно не понимаешь, раз говоришь.
— Хватит дуться. Дай, я лучше твою фуражку померю, — попросил Славик.
— На. Только она у тебя с головы не свалится?
— У кого? У меня?! Смотри! — Славик напялил фуражку и гордо посмотрел на брата.
Фуражка и впрямь оказалась ему впору.