Учебка. Армейский роман (СИ)

Тищенко с большой неприязнью относился к утренним осмотрам и теперь, стоя в строю на территории спортивного городка, мучительно вспоминал, не забыл ли он чего-нибудь: «Сапоги вроде бы блестят, хэбэ — чистое. Что еще? Нитки в пилотке? Вроде бы есть, а может, и нет. Пряжка немного тускловатая… Но это еще полбеды — только бы подворотничок не заметил! Главное — не волноваться и не раскрывать его слишком широко. Хорошо, если бы Гришневич еще у кого-нибудь воротничок забраковал…». Эгоизм помыслов Игоря объяснялся тем, что сержант обычно отводил душу на уже попавшемся ему курсанте, и остальным приходилось легче. Но сегодня Гришневич был явно не в духе, и курсанты ожидали «репрессий».

— Бляхи к осмотру! — скомандовал сержант и вместе с Шорохом пошел вдоль двух стоящих напротив друг друга шеренг взвода.

Держа в правой руке ремни пряжками кверху, курсанты ожидали своей участи. Тищенко лишь перед самым осмотром раздобыл пидорку (кусочек шинели) и немного темно-зеленой пасты Гоя, поэтому не успел привести свою пряжку в надлежащий вид. Но Игорю повезло — Гришневич проверял пряжки у курсантов противоположной шеренги, а к Тищенко подошел Шорох. Недовольно повертев пряжку в руках, младший сержант презрительно спросил у Игоря:

— Што, Тищенка, здаровья не была бляху пачыстить?!

— Виноват. Я вчера в наряде по столовой был, а бляха там очень сильно потемнела.

— Чаго это она патемнела?

— Окислилась.

— Ты мне тут сказки не рассказывай! Устранить замечание!

— Есть.

Игорь вытащил из кармана пидорку и лихорадочно принялся тереть ею пряжку, демонстрируя чрезвычайное старание.

— Раньше нада было это делать! — буркнул Шорох и пошел дальше.

— Головные уборы к осмотру!

Игорь снял пилотку, отвернул ее правый край и увидел, что у него только одна иголка с белой ниткой. А положено было иметь приколотой еще одну с черной. Вчера вечером Игорь одолжил ее Гутиковскому, а тот забыл вернуть. «Вот козел, Гутиковский! Теперь еще попадет из-за него. А сам, может, мою иголку на свою пилотку приколол и теперь стоит, как ни в чем не бывало!» — со злостью подумал Игорь о своем соседе по койке. Нитки опять проверял Шорох:

— Где твая чорная нитка?

— Вчера кто-то взял и не отдал.

— Все у тебя не слава богу. После асмотра прыкалоть!

— Есть.

И с иголкой все завершилось вполне благополучно.

— Содержимое карманов к осмотру!

С «содержимым» у Игоря все было в порядке.

— Подворотнички к осмотру!

Начиналось самое опасное. Тищенко дрожащими от волнения руками расстегнул верхнюю пуговицу хэбэ и, взявшись пальцами за кончики воротника, развел их в стороны. Сильнее всего грязь была видна возле шеи, а края обычно оставались чистыми. Если не очень сильно разводить руки, то иногда можно было и скрыть загрязненные места. Именно на это, а точнее на невнимание сержанта надеялся сейчас Игорь. Как назло, сегодня Гришневич внимательно разглядывал подворотнички и заставлял курсантов как можно шире раздвигать их в стороны. На этот раз Шорох проверял противоположную шеренгу, а Гришневич неотвратимо приближался к Игорю. Наконец сержант подошел к нему вплотную и пристально посмотрел на подворотничок.

— Курсант Тищенко, — Игорь постарался представиться максимально спокойно и уверенно.

Представляться Гришневичу было, конечно, полным идиотизмом, но так надо было поступать при каждом подходе сержанта во время утреннего осмотра.

— А ну раздвинь подворотничок шире!

Игорь едва заметно развел руки.

— Шире, боец! — рявкнул Гришневич.

«Все, заметил», — подумал Тищенко и раздвинул подворотничок.

— Что такое, Тищенко? Что — подшиться не успел? — грозно спросил сержант.

— Виноват. Вчера вечером мне показалось, что он чистый. Может быть, просто так показалось в электрическом свете…

Гришневич резко сорвал подворотничок и наотмашь ударил им Игоря по лицу:

— Показалось, говоришь? Это тебе, чтобы больше не казалось, душара паршивый!

Игорь растерянно смотрел на Гришневича. Сержант еще раз отвел руку с подворотничком для удара и Тищенко, не выдержав, отклонил голову в сторону и зажмурился.

— Была команда смирно! — заорал Гришневич.

Игорь усилием воли вернул голову в прежнее положение. Сержант принялся хлестать Тищенко подворотничком по лицу, приговаривая при этом одну и ту же фразу:

— Надо подшиваться! Надо подшиваться!

Каждый удар приносил не столько боль, сколько стыд за свое публичное унижение. Игоря еще никогда никто не бил перед строем по лицу, и он испытал самый настоящий шок. Тищенко казалось, что он неожиданно попал в какой-то царский полк и его хлещет по лицу отвратительный унтер. Хотелось защититься, нагрубить Гришневичу, но Тищенко был слишком ошеломлен для этого и лишь тихо бормотал со слезами на глазах:

— Виноват, товарищ сержант. Виноват…

Гришневич, увидев в глазах Тищенко слезы, перестал его бить и, бросив на плечо курсанту подворотничок, зло крикнул:

— Даю тебе две минуты, чтобы подшиться заново! Время пошло — улетел!