В сарае пахло банным ароматом сгоревших дров, а также стоял приторный, плотный дух чего-то нечистоплотного, как будто тут переночевал гусарский полк в нестиранных портянках. Ведит, ошеломлённая уведенным возле и внутри сарая, а также ароматом настойчивых запахов, стояла, зажав пахнувший потным железом ключ в кулачке, и только глазками хлопала.
Начиналась новая жизнь.
По ходу дела выяснилось, что Ведит подчинялись, кроме рабочих в лаборатории, ещё и четыре бабы, колдовавшие возле двух закопчённых котлов во дворе. Их набрали из «тюремщиц». Кроме того, в сарае, то бишь здании лаборатории № 2, несколько женщин «из этих самых» подносили дрова и ингредиенты для «адского котла». Таким образом, бывшая аспирантка командовала весьма странным коллективом, составленном из десятка осужденных женщин, двух опытных мастеровых в годах, которые, пожалуй, сгодились бы девушке и в отцы, хотя, иной раз, поглядывали на неё очень даже озорно, а также нескольких парней, которых учёность Ведит очень сильно угнетала, и они только молча и покорно ей подчинялись.
Ситуацию осложняло и то, что в команде аспирантки оказалась «авторитетная» женщина, бывшая старостой в тюремном бараке. Эта массивная гром-баба своей оплеухой запросто могла сбить с ног иного мужичка; при виде её робел даже сам заносчивый Подсолнух. Впрочем, посмеивались, что, мол, Матушка в своё время ему всячески подмигивала, всякие такие знаки внимания оказывала: то подножку подставит, то ущипнёт игриво за попу втихаря, а комендант отчаянно от этого внимания уклонялся, прячась по всем углам. Так оно было, или это просто выдумки одуревших от нехватки слухов работяг-«химиков», — за это Ведит сама лично поручиться уже никак не могла, так как при ней Матушка вела себя с Подсолнухом подчёркнуто корректно, а тот только смущённо крутил ус и хмыкал. А жил комендант с уголовницей, мывшей полы в замке и его кабинете.
Староста имела такой пугающий взгляд из-под массивных чёрный бровей, что Ведит сразу уверилась, что та «в прошлой жизни» являлась жуткой серийной убийцей. Но, когда комендант заставил её ознакомиться с личными делами всех её подопечных, та с удивлением обнаружила, что Матушка, оказывается, была «всего лишь» скупщицей краденого. А убеждённой убийцей оказалась невзрачная худенькая девушка, тихая и незаметная. Ей жених (или муж?) изменил, и она его за такое дело хладнокровно прикончила, да так ловко, что на неё сразу и не подумали. Вкус безнаказанной крови сдвинул ей крышу на всю катушку, и она окончательно сбрендила: стала выявлять всех мужиков-изменщиков, выслеживать и убивать. Талант у неё такой вот оказался, призвание. А попалась она при попытке прикончить бывалого наёмника — тот скрутил её и сдал городской страже. С этой матёрой преступницей общаться было вполне возможно: она не сквернословила, блатной жаргон не употребляла, но не дай вам Пресветлый сболтнуть ей что-то про мужиков — она сразу начинала лихорадочно нести всякую чушь, всё больше и больше возбуждаясь и нервно ломая пальцы; её глаза блуждали. Речь становилась бессвязной, бредовой, и вам приходилось либо бежать, либо грубо приводить её в чувство, одёргивая. Кстати сказать, эта особа убивала мужчин стилетом, который носила в длинном рукаве платья, и Ведит даже прочитала, куда именно она наносила удары: кому-то — сзади в сердце, кому-то — в затылок, под основание черепа. После этого чтения ей стал понятен чёрный юмор тех, кто дал этой уголовнице кличку «Вдова», а до этого наша аспирантка даже сочувствовала несчастной девушке: как же, и мужа потеряла, и в тюрьму попала.
Но биографии уголовниц оказались не самым страшным фактом в её новой работе. Гораздо страшнее оказалось то, ЧТО делалось в лаборатории. Все сотрудники, казалось, не имели никакого понятия о температуре, времени, массе, пропорциях, поэтому получить что-либо приемлемое они смогли бы только чисто случайно, в течение десяти-пятнадцати лет, не меньше. Ведит схватилась сначала за свою бедную голову, а потом — за бумагу и гусиное перо: требовалось сделать хоть какие-то вычисления, на которые у её любимого профессора катастрофически не хватало свободного времени.