Читаем Учебник по выживанию в новой стране полностью

Не говорю о письменных, официальных вопросах. Целое дело. Наука. Стандарт. Как правильно, согласно требованиям, составить письмо. Не абы как. Дату внизу. Кому — слева. Перепутать нельзя. Не примут, и все тут. Он все эти каверзы знал до мельчайших подробностей. С почтением выполнял. Служил.

Его взяли работать в почетную клетку. Министерство. Гордился. Жил этим. Его повысили. По наивности первопроходца, новичка правил клеточных, с кем-то по-человечески проговорился. Обо мне. Что я русская, пострадала от мафии. В трепе паузы. Перерыве служения. Коллега, с которым он делился своею радостью, мной, доложил о беседе куда следует. Проверяли на соответствие.

Правила. Предписания. Дресскоды.

Прошел. Рубашки мы покупали самые лучшие. Цены нереальные на мужскую одежду. Костюмы в самую жару. Хорошо, что не часто лето. Бедные итальянцы, испанцы. В сорокоградусную жару. На все пуговицы.

Несмотря на все вроде бы странности для мужчины на русский лад, жили мирно. Заботился. Прививал навыки. Приучил собаку правильно через улицу переходить.

Углубилась в быт. Познавала внутри. Семья приняла. Беспокоилась. Если б мне такое.

Вежливо рады. Размеренны. Как вся голландская внешняя жизнь. Блаженство.

Меня особенно никуда не тянуло. Я соскучилась по такому. Никогда не было.

Купили дом в Вармонте [21]. Здесь жил раньше известный художник. Стали совместно ремонтировать. Изменять. Собственные руки у Жерара две левые. Я же люблю строительство. Особенно планировать. Руководить. Смотреть, как преображается пространство.

Отец Жерара настоящий строитель, помогал. Диктовал. Стали жить, как папа сказал.

Я сделала большую ошибку. Мы купили дом в папиной деревне. За внешним фасадом чинности, благопристойства лежит непоколебимая, известная во всем мире голландская разумность. Выверенное веками превосходство. В деревнях особенно. Люди уверенны. Знают истину в последней инстанции. Монолит убеждений. Не так просто рядом с этими убежденьями.

Пару раз сказала: «Мне не нравится руководство».

— Кто строить будет?

Жерар недоумевал, когда я шкурила, пилила, строгала. Что могу в этом соображать? Все неправильно. Не по Госту. Безопасности. Расстояньям. Размерам.

Особенно люблю местный инструмент. Бошеский. Реставрировать. Возобновлять из старого новое. Дерево после ошкуриванья приобретает красивую пахнущую структуру. Такого качества без них не добыть.

Я столько домов, предприятий настроила, ремонтов наделала за всю жизнь. Знаю точно, что за чем, какого цвета, где что должно находиться. Жерар не мог такого даже представить. Первый раз, когда я начала, пришел домой, а я с электропилой. Покосился дурным глазом, как на прокаженную. Отпрянул, сбежал от такой картины в другую комнату. Ножовка визжала как сумасшедшая. Потом поняла, надо легче давить. Жерар сказал, что мое искусство построения не соответствует здешним стандартам.

— Папа знает. Так тому и быть. Дальше больше. Не поддавался никакому давлению. Трудно угодить.

Я хотела сама. Мне интересно, как получается из горы кафеля, эмалированной посудины красивая ванная. Цвет слегка претенциозный. Парс. Не совсем фиолетовый, светло-малиновый. Экстроваганза. Ванную парс Жерар выдержал. Предложила такого же цвета двери. Вспылил. Первый раз за наше семилетнее проживание. По-серьезному. Я тоже.

— Мой дом. Я в нем буду жить. Я, ты, дети, мама. Папа пусть командует дома.

Такого рода сцены всем знакомы. Папу невозможно было выпроводить, изменить. Если честно, я сама подумывала, куда бы свалить. Блаженство. Клетка. Не знаю, чего мне не хватало. Свободы, наверное. Да, ее.

Мы поговорили, поставили ультиматумы. Сделала обиженный вид. Собрала чемоданчик. Пошла. В другую сторону. Так перестали вместе жить.

Предстояло разбираться с собакой. Мики, Мультиком. Назвала мама. Она лежала в больнице восемь месяцев. Рак почти съел ее изнутри. Поздно кинулись. Врачи сказали, еще немного, было бы поздно. Жила пока у нее. Ездила на работу, вставала в пять.

Аукцион, тот самый Цветочный, на котором я в то время с упоеньем, остервененьем работала. Начало в шесть. Потом к маме в больницу, спать. Мики лаял, соседи кривились. Пришлось временно оставить в семье Жерара. Его любили. Кормили по расписанию. Три раза в день. Выгуливали в парке, все такое. Гладили, чесали. Укладываясь на полу, параллельно собачьему телу, папа млел.

Мики умер. Не перенес предательства. Бросила. Долго ждал. Обиделся. Помер. Беспричинно ушел сам. Не смог перенести реальные вибрации ухажера. Темные, липкие энергии неприятия, испускаемые этим человеком в мир. Несмотря на питание, трехразовый выгул в парк. Суть не меняется.

Грошик цена всем теориям, построениям. Если рядом живущим с тобой не хорошо. Не комфортно. Животные чувствуют. Люди, знакомые с практиками энергетическими, тоже.

Закончился мой голландско-деревенский этап жизни.

Пыталась возбудить в Жераре настоящее, человеческое. Поговорить. Ввалилась совсем непрошенно в папин дом. Он там временно жил. Меня убеждали словами. Настойчиво. Безапелляционно.

— Должна убираться. Сама ушла из наполовину выстроенного совместно дома.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное