Учебник по выживанию в новой стране

Платья отобранные, концертные сидели особенно ладно, немножко обвисая на груди. Их еще не было, не наросли. В остальном, в одежде с чужого плеча Валя была чудо как хороша. Ночами, когда все спали, дом затихал, она доставала чемоданчик, зажигала свечи. Ее фигура в отсвете на стене плавала, извиваясь в пространстве согласно огоньку пламени задуваемой сквозняком свечи.

Фильдеперсовые чулки — их отец получил от немцев в подарок, держались резинками. Таких еще не водилось в станице. Валя дернула за резинки, перетянувшие до боли тонкие, почти детские Валины ноги. Чулки чесались синяками. Жива.

«Кости целы, мясо нарастет», — говорила бабушка. Голова тоже. Может двигаться, соображать. Что-то придумает. Она всегда выходила из положения, раньше в России. Выйдет и здесь. Находился добрый кто-то рядом. Спасал.

Одернула смятое платье. Сорвав колосок, пососала в основании. Надергала еще. Благо почти лето. Трава не выгорела. Пережевав, наслаждаясь соком молодых побегов, почистила остатками колосков зубы. Приосанилась.

Спаслась — подумала с удовольствием Валя.

Новая жизнь за бугром началась.

Германия

Поезд дошел до границы Германии с Польшей, где их остановили русские, как она потом поняла. Красная Армия, наступлением катясь по Европе, стремительно набирала обороты, увеличивая свою силу с каждым освобожденным городом. Их встречали слезами радости. Свобода, принесенная русскими войсками, осознавалась с трудом. Города как будто оттаивали, жители, замороченные оккупацией, сначала даже не верили, что им разрешалось свободно выходить на улицу, громко кричать, причитая со слезами на глазах. Бросались с цветами к танкам освободителей. Обнимали русских солдат.

Торжество.

Свобода.

Отстояли.

Ура.

Валентина стояла посреди разрушенного поля с покосившейся избушкой смотрителя. Хотелось есть. Заглянув для верности в окна избушки, вошла. Все, что там было до освобождения, уже разобрали на мелкие части. Миски алюминиевые, горшки коричневыми пятнами осколков валялись по полу. Кадушка с водой, рассохшись, развалилась на части замысловатым деревянным цветком, подпоясанным покореженным железным обручем, рядом с избушкой. На дне оставалось немного талой воды. Валя зачерпнула вчерашнего снега миской, обтерла лицо, фыркая от удовольствия, почти как отец.

«Что с ним?», — подумалось ей на секунду, возвращая в страшное прошлое.

Нет, сейчас не время об этом. Нужно приводить себя мало-мальски в порядок, пробираться дальше.

Куда, Валентина не представляла. В какую сторону безопасней бежать.

Где наши, кто теперь наши, она не знала. Стояла посреди разрушенной осколками поляны с избушкой. Ощущая себя примерно так же. Растерзанной, униженной, обездоленной посреди разрухи войны.

Разве так мечталась ей юность в длинных ночах ее снов! Разве так хотелось ей продолжить свое существование — молодой, красивой украинской девахе! Нет, не так. Как, она совсем не знала.

Где я? Кто я теперь? Осталось одно только имя. Все остальные ее представления о нормальном образе жизни ушли. Вместе с матерью, семейством, отцом, всегда делавшим как лучше для них, в его понимании, никого не спросясь, ни с кем не считаясь. Подчиняясь авторитету, она в основном делала, как ей говорили. Сейчас приходилось принимать решение самой. Позвать некого. Сестра Полина могла помочь, но она далеко. Все далеко. Одна посреди раскореженного немцами, а может, и русскими поля, наедине с разбитой кадушкой с остатками талой воды. Вчерашнего зыбкого, относительного благополучия не осталось и следа.

Валя протерла еще раз лицо, уложила волосы, подтянула чулки. Одежда почти приличная, она жива — это главное. Подобрала подол разорвавшегося местами платья, посмотрела в стекло одинокого окошка избушки в свое отражение. Поклялась, что будет на ее улице праздник. Обязательно. Будет семья, дети. Она сделает все, как хочет, как мечталось. Счастливая в ее представлении семья, сокровенной мечтою во снах да и наяву была ее предназначением. Высшей целью ее существования. Больше на самом деле ничего не хотелось. Она к этой цели двигалась, пока безуспешно. Не останавливаясь. Шла.

Улицы приграничного городка, аккуратные и весьма тихие до войны, сейчас представляли собою страшное месиво. Немцы, отходя назад через завоеванные территории, зверски рушили все, что могли. Авиацией, прикрывающей составы с ценными немецкими генералами, притрамбовывали сверху, бомбили пути отступления.

Людей на улицах совсем не видно. Это и хорошо. Границы как таковой тоже не существовало. Раньше, до войны здесь стояли немецкие офицеры в касках с собаками с одной стороны и с другой красавцы польские пограничники, охраняли кусочек ничейной земли. Польша входила в состав советских республик условно заочно.