Плыли долго. Успели привыкнуть друг к другу. Вдвоем значительно легче. Ночью они прижимались как можно ближе. Петр обнимал ее, ласково что-то нашептывая на украинском языке в затылок. Валентина засыпала.
Никто не знает, как обернется случай. Теперешнее ее состояние можно оценить почти как счастье. В тесной каюте корабля ниже уровня моря. Кто мог подумать? Своего суженого, о котором тайно мечталось, она встретила в середине океана, под его водами в тесной каюте корабля, перемещающего из одной части мира в другую беженцев.
«Все будет хорошо», — думала Валентина, засыпая в объятьях Петра. Он еле дышал, чтоб не разбудить ее.
Все уже хорошо. Состоялось. Похоже, он возьмет ее с собой туда, куда он направляется. Их стало двое.
Перт
Встретил большим деревянным бараком под названием речной вокзал.
«Доски, наскоро сколоченные, похоже, от сильной жары потрескались, крыша перекосилась», — отметил про себя Петр, на этот раз сам спускаясь по трапу на новую землю. Австралия встретила их состоянием внутренней разрухи. Сражения сюда не докатились, тем не менее, войной изрядно потрепался и этот кусок земного шара.
«Крышу можно, по-хорошему, отремонтировать», — подумал Петр. Вал, прижавшись к нему всем телом, затаив дыханье, ждала, когда их позовут. Верным ли окажется ее предположение об их совместном дальнейшем прохождении пути. Все к тому располагало, но для верности ей страстно хотелось услышать подтверждение от него самого.
«Всякое может случиться, он мог передумать, я совсем его не знаю», — размышляла она. Разговаривали совсем мало, впрочем, как всю остальную часть проживания с ним.
Жизнь пришла к относительной безопасности, а вот судьба решалась именно сейчас. В пропахшем рыбой и сыростью трюме корабля переселенцев. Беженцев.
Что будет дальше, может, самое хорошее, а может, и нет?
Волны плеском отдавались в груди. Хоп. Хоп. Хоп.
Наконец-то позвали. По-английски прокричали: «На выход!»
Толпа тронулась. Валентина внутренне подтянулась, собрала пожитки, ухватилась за верхнюю часть руки ее предполагаемого суженого, крепко сжала, словно спрашивая его поддержки. Петр с уверенностью посмотрел на нее, рука еле заметно дернулась ей в ответ.
— Прорвемся.
Валентина догадалась, заулыбалась внутренне. По телу пробежала радостная волна. Щеки зарделись.
Да, дальше пойдут вместе, когда спускалась по ступенькам высоченной палубы корабля, что-то радостно екнуло внизу живота. Сначала вверх, на палубу из каюты, потом на землю вниз. С чемоданами. Волосы растрепались на ветру. Здесь они постоянно. Глаза горели счастьем. Мечта сбылась. Из опостылевшей родины выбралась, убежала как можно дальше.
От себя не убежать.
Валентина не знала.
Бежала.
Не убежала.
Их заставили оставить пожитки за дверью.
— Пройти всем пассажирам, рассчитывающим на гражданство на определенных условиях, в здание вокзала.
Прошли. Перешли черту, отделяющую старый мир от нового. Желанный так страстно ею Мир.
Оставили все. Взявшись за руки, как в омут прыгнули. С этого момента началась их новая совместная жизнь.
В бараке всех переписали. Кто с паспортами и кто без. Валентина паспорта не имела, бумажицу, выданную в Германии, не хотела иметь совсем. Назвались семьей Лабетс. На их наречии значит «счастливчик». Так и стали они сразу семьей счастливчиков, не узнавших суть этого состояния.
Свадьбу не успели до старости доиграть. Ей так хотелось. Его привычка ничего не менять помешала сбыться и этому ее пожеланию. Роптать не стала, не привыкла, она молчала. Молчала выразительно, изнуряюще. Всю жизнь.
Первенец
Их, как ни странно для понимания Вал — так теперь ее здесь звали — наделили, не обманув, огромным, по ее меркам, куском земли.
Ну и что, что почти посреди пустыни. Красный, высохший до основания растрескавшийся кусок.
Зато свой. Дали деньги на строительство, как коренным австралийцам, с тем чтобы с процентами потом отдавать. Правительство убило двух зайцев, может, больше. Во-первых, заселилась пустыня. Беженцы, дорвавшись до земли, работали как ошалелые, в три пота. Подняли за один сезон дома, да какие. Дети украинских переселенцев пошли в новую, ими же выстроенную школу. Учителей выбрали из приехавших. Занятия начались. Сыну Вал стукнуло пять. По здешним законам он обязан идти в школу. Вал с ним продолжала говорить на суржике, украинском диалекте. Иван язык не учил. Не мог. Не с кем. На улицу его не пускали.
Чему научишься у этих деревенщин! В школу водить некогда, да и некому. В общем, он сидел дома. Когда пошел, дети, его ровесники, уже слагали куплеты возлюбленным. Иван, Джон по-новому, говорить на английском не мог. Тяжелое время. Мать, Вал, старалась изо всех сил накормить, напоить, обстирать. Для пытливого детского ума недостаточно. Ум в зачаточном состоянии был, спал.