Учебник рисования

— Нет, фальшивые идеалы! Михаил Дупель собрал вокруг себя группу так называемых идеологов — искусствоведы, философы, политики, так они себя называют.

— Время такое, что авантюристы плодятся.

— Совершенно согласен. Авантюрные проекты Тушинского, махинации некоей Кранц и некоей Стерн — вот что наполняет пузырь Дупеля. Эта Кранц, — с досадой сказал барон фон Майзель, — сумела вызвать у меня доверие. Как я ошибся! Не более чем пешка в руках опытного интригана! Создание фальшивого авангардного искусства лишь часть политической программы.

— Признаюсь, я не ждал такого.

— Господин министр, я много сделал для вашей страны, — сказал барон фон Майзель, вложивший в русский проект несколько сот миллионов и получивший взамен три миллиарда, — теперь я спрашиваю Россию: если ваше искусство — подделка, то чего стоят акции нефтяных концернов? После разговора с Потрошиловым я связался с друзьями у вас в правительстве — с господином Басмановым и господином Луговым. Худшие опасения подтвердились. Под прикрытием вашего ведомства происходит следующее: создается фальшивая история авангарда, и она, в свою очередь, способствует росту фальшивого политического авторитета.

— Жаль интеллигентов, втянутых в циничную акцию, — сказал министр. Как-никак, он отвечал за свое ведомство.

— Партия прорыва! На рынок рвутся, канальи, — сказал фон Майзель с горькой иронией.

— Русская интеллигенция, — сказал министр культуры с достоинством, — не исчерпывается Розой Кранц и Голдой Стерн.

— Я не утратил веры в интеллигенцию, господин министр. В бизнесе, скажу прямо — порой сталкиваешься с моральной нечистоплотностью. Попадая на территорию искусства, я очищаюсь. Смотрю на прекрасное, — барон воззрился на черный квадрат, откинув голову и прикрыв глаза, — и нравственно преображаюсь. — Тут барон вспомнил, что глядит на подделку, отвернулся от фальшивого квадрата и продолжал: — Разумеется, когда произведение подлинное.

— Как я вас понимаю, — и министр стал рассказывать о своей любви к искусству.

IV

В тот самый момент, когда министр Ситный уже полагал, что тема беседы исчерпана, виновники определены и будут наказаны, а злосчастный квадрат можно будет публично уничтожить, в другой части города — в Центральном Университете Современного Искусства и Мейнстримного Авангарда (ЦУСИМА) Леонид Голенищев предлагал посетителю маленькую картину с черным квадратом посередине.

— Работу кисти видите? — спрашивал Голенищев, а гость, склонив голову к плечу, придирчиво осматривал черное пятно на холсте.

— Настоящий? — интересовался гость и трогал квадрат рукой. — Недавно отправлял я депутатский запрос по поводу подделок. Есть у нас проходимцы.

— Не надо спрашивать. Все поймете сами. Отойдите, посмотрите издалека, дайте произведению подействовать. Сила авангардного искусства в том, что оно проникает глубоко в подсознание, захватывает вас целиком. Вы можете даже не смотреть на него, но влияние будет ощутимо. Чувствуете?

— Пожалуй, да, — говорил гость.

— Еще минуту. Дайте произведению впитаться в вашу нервную систему. Квадрат вибрирует, дышит. Это живое существо. Это — само искусство. Ну как, чувствуете?

— Теперь чувствую. — Волнение охватило гостя.

— Сегодня всякий, — сказал Голенищев, — может заявить: и я так могу! Но когда чувствуешь эманацию энергии — понимаешь, что повторить волшебство невозможно! Вслушайтесь в эту внутреннюю музыку! Здесь вся история моей страны, ее надежд, ее утопии!

— Сколько? — спросил гость. — Мой принцип: наличными.

— Продаю, собственно, не я, — с достоинством сказал Голенищев, — я государственное лицо и не имею дела с коммерцией. У меня даже счета в банке нет. Зачем?

— Действительно, зачем, — подхватил гость, депутат Середавкин, — зачем иметь счета в российских банках? Уверяю вас, можно найти альтернативные формы оплаты. Я сам, — заметил депутат, — не собираюсь держать квадрат здесь. Криминогенная зона, неуважение к личности! У меня есть место в ближнем зарубежье. — Словосочетание «ближнее зарубежье» звучало неопределенно и скромно, мог подразумеваться Минск или Ташкент. Середавкин имел в виду атлантическое побережье Португалии.

V

Основной характерологической чертой барона была та, что он никогда не считал тему исчерпанной, пока прибыль не была получена. Ситный полагал, что дело о квадрате закрыто, барон был иного мнения.

— Требую расследования, — сообщил барон. — Вы обязаны подать иск в суд! Я дойду до высших инстанций, предупреждаю! Теперь известно, как они устраивают свои дела.

— Потрошилов рассказал?

— Изучил вопрос до тонкости. У них — представляете! — открыты номерные счета в швейцарских банках!

— Не может быть!

— Потрошилов назвал некоторые номера. Скажите, что, по-вашему, вот это? — и барон бегло проговорил длинный перечень цифр. Память финансиста помогла воспроизвести число с дробями.

— И что это значит? — спросил Ситный, хотя отлично знал, что это кодовое обозначение его собственного счета.

— Секретный счет одного проходимца, — сообщил барон, который являлся владельцем по меньшей мере десяти таких номерных счетов. — Вот что творится у вас за спиной! И это еще пустяки!