Учебник рисования

— Даже не знаю, — отмахнулся Борис Кириллович, — и не интересовался никогда. Бежал, а куда — неизвестно. Переоделся в женское платье, говорят, пересек границу по чужому паспорту. Не слежу за этой суетой, телевизор не смотрю.

— Гонялись за славой, гонялись за деньгами, за постами, за званиями — и что? Многого добились? — иронически заметила Ирина Кузина. — Наши знакомые (ну, знаете, из тех, что хотели урвать от жизни блага) остались ни с чем. Хорошо, что нам ничего не нужно. — Она с удовольствием смотрела на толстого мужа, на румяную дочку, на синий чайник.

— Кое-что бы, конечно, не помешало, — заметил Кузин, — но — не будем об этом.

— Мне лично, — сказала Ирина, — не хватает только электрического тостера. Остальное — есть.

— Что же, — сказал гость, — вам можно позавидовать. Истинно мудр тот, кто не хочет лишнего. Вы считаете, Тушинского погубили амбиции? Слишком смелые планы вынашивал, да?

— Ничего не знаю, откуда мне знать про него? — Петух не закричал, только деревянная кукушка в старинных часах прокуковала, и Борис Кузин вздрогнул.

— Двадцать лет прошло, — сказал гость, немецкий профессор Питер Клауке, — ровно двадцать лет прошло. Помните первые дебаты — в восемьдесят пятом? И вот чем все закончилось. Мы сидим с вами, Борис, на той же самой кухне. А помните? Помните?

IV

Питер Клауке помянул былое с оттенком горечи. Надежды, взлелеянные в то время, не сбылись: дачу на Майорке немецкому профессору купить не удалось. Предприятие по реализации произведений русского авангарда, некогда затеянное на паях с Басмановым и Розой Кранц, принесло известный доход, но далеко не тот, о котором мечтал профессор. Пока копились средства от продаж картин, цены на недвижимость подскочили в десять раз. Адвокаты и дантисты искусство скупали бойко, но инфляция двигалась быстрее и сводила усилия профессора на нет. Иногда Клауке утешал себя тем, что, поскольку подлинность картин была несколько сомнительна, рассчитывать на доходы и не приходилось. Хорошо уже и то немногое, что удалось заработать. Продаешь воздух — получаешь воздух, сказал он как-то в сердцах. Посмотришь на счета за телефон, электричество, квартплату, заглянешь к налоговому инспектору, оплатишь медицинскую страховку — и что же? Где он, дом на Майорке? Впрочем, и я им продал, прямо скажем, не Микеланджело; жаловаться не на что. А твоя энергия, mein Schatz, возразила ему супруга, а как же твои взгляды, твои старания популяризировать этот художественный материал? Материал, может, быть и фальшивый, но усилия же — подлинные, не так ли? Получается, впустую? И впрямь, усилий затрачено было изрядно, и где же плоды тех усилий? Что говорить о доме на Майорке — даже и в Москве профессор не смог бы купить себе порядочную квартиру. Дела не идут, и годы уже не те. Клауке смотрел на седого Кузина: бедный Борис, ведь и тебя жизнь не пожалела. Клауке знал, что и у Кузина на немецкой земле тоже нелады: лекционные заработки не те, что прежде. Питер Клауке расспросил русского коллегу. Оказалось, последний год Кузин безуспешно шлет запросы в немецкие институты.

— Из Геттингена тоже пришел отказ.

— Что пишут? — Клауке сочувствовал другу.

— Пишут, что денег на русского профессора нет. Ххе! — усмехнулся Кузин знаменитой своей усмешкой. — Полагаю, там все-таки больше денег, чем у русского профессора. Они просто не хотят делиться.

— Сейчас гуманитариям трудно, — сказал Клауке.

— Разумеется, надо иметь что сказать. Выдвинуть оригинальную концепцию.

— Нужно еще, чтобы концепцию заметили, — сказал Клауке печально.

— Я не возражал бы приехать к вам в университет, Питер. Так, на недельку, прочитал бы лекцию-другую.

— А тема, Борис?

— Любая тема, — чуть было не сказал Кузин, но несколько изменил ответ и произнес равнодушно, глядя в сторону: — Просто захотелось порассуждать вслух; нечто о трудном пути демократии в России. Назовем курс лекций просто: цивилизация и варвары. Как, недурно?

— Не надо, — резко сказал Клауке, — не надо нам этого. Своих проблем по горло. С Восточной Германией бы разобраться. Инфляция. Банковский кризис. Безработных одних — двадцать процентов. Какая Россия, что ты! Какая демократия?

— Впрочем, — заметил Кузин, — можно обобщить. Рассмотреть в глобальной, так сказать, перспективе. Поглядеть на Европу в целом, например. Как тебе такой курс лекций: «Трудный путь европейской цивилизации»? Варварства, его ведь везде хватает.

— Верно, — сказал Клауке, думая о своих заокеанских коллегах, которые не дали ему обрести статус профессора в Гарварде, отклонив его, Клауке, кандидатуру. Интриганы, расчетливые интриганы. И то сказать, американцы все заодно — как же, дадут они немцу пробиться, — верно, варварства везде хватает.

— Пожалуй, — сказал Кузин, — настала пора взглянуть на Запад как на некую возможность воплощения идей Запада. Иными словами, Запад — лишь проект, и Европа не справилась с воплощением этого проекта. Вся надежда на Америку.