Читаем Учебник рисования, том. 1 полностью

Но принимать мнение профессора Татарникова за окончательное решение вопроса не следует. Обаяние кузинской формулировки состояло прежде всего в том, что собственно «личностью» приучили считать себя люди Запада, или, как любили они же сами выражаться, люди стран христианского круга. И далеко не любому желающему позволительно было присвоить себе этот титул. Еще сомнительно, есть ли личность в России, с натяжкой можно допустить, что да, возможности ее проявления отчасти имеются. Но вот в Китае или, допустим, в Персии, или, если уж заглянуть вовсе в черные глубины варварства, в Африке, - там-то уж точно с личностями туго. С сожалением приходится признать, что феномен личности (феномен сугубо европейский, как любил повторять Кузин) незнаком ни сибирским городам, ни конголезским поселкам. Не сложилось так исторически, чтобы вырос в этих краях индивид, наделенный частной собственностью, независимыми взглядами и широким кругозором. И крайне сомнительно, что даже в Восточной Европе - ну где-нибудь в Хорватии, скажем, или в Сербии - личности водятся. Ведь если бы они там были - свободные, духовно оснащенные, - они бы не допустили резни, не так ли? Замкнутый круг: нет исторических предпосылок развития частной собственности - стало быть, нет личности; нет личности стало быть, нет истории; нет истории - так ведь и исторических предпосылок для возникновения частной собственности не будет. Так и ходить белорусам в наемных рабочих. Никуда не вывернешься - логика! И хочется, с одной стороны, сказать, мол, да, есть там личности, да вот не получается - не сходится с ответом в конце учебника. Это так же просто, как марксова схема «товар-деньги-товар»; актуальная схема развития теперь сформулирована «история-личность-история». И вопрос, волновавший еще Гегеля: как там у них, вдали, с историей, не замерла ли? - был решен в одночасье, стоило усвоить эту схему. Застыла там история, уснула болезная, - и это в то время, когда личности в других областях земного шара вовсю ее подгоняют. Выходит, один работает, а другой лодыря гоняет? Один несет груз цивилизации за двоих, так получается, да? Возникает дилемма морального порядка: а можем ли мы, личности и носители неспящей истории, примириться с фактом дремотного забытья истории в некоторых местах, не оскорбительно ли это для нашего самосознания? Георг Фридрих лишь пунктирно наметил шествие мирового духа - но то было теоретизирование девятнадцатого века. Век же двадцатый, век двадцать первый тем более, - века, призванные практически решать вопросы, поставленные девятнадцатым, должны проложить рельсовую дорогу по этому пунктиру и пустить тяжелые составы. И если история в отдаленных местностях застыла и нет в них никакой личности, а так себе, некие недоличности проживают во внеисторическом пространстве, то как с ними прикажете быть, с убогими? Не вести рельсы в их сторону? Неужто церемониться с их ленью? Отвернуться от их позора? Закрыть глаза на их сирость? Или примчаться на локомотиве истории (нет, не на коммунистическом бронепоезде, аналогия здесь возникла случайно, не на коммунистическом бронепоезде отнюдь, но на цивилизационном локомотиве) и навести порядок?

Скажут, новый колониализм. Есть такие, которые именно эти слова и произносят. Ни в коем случае. Далеко не колониализм, отнюдь не он, напротив: процесс, продолжающий деколонизацию, помогающий былым рабам стать подлинно свободными. Не порабощение, а освобождение.

Скажут, теория мировой революции, троцкизм. И опять неверно. Мировая революция несла - пыталась нести, во всяком случае - идеи равенства, идеи обаятельные, но тормозящие развитие; цивилизация же основана на иерархии - ибо лишь иерархия ведет к прогрессу.


VIII


Правда, в этом пункте возможны споры. Были личности в Древней Греции или нет, если прогресса там не было? Неудобный, некорректный вопрос. Но оставим эти далекие и крайне неудобные для рассуждений времена, не с этого следует начинать в решении актуальных задач. Что было, то было, и что толку смотреть назад. Жизнь следует строить исходя из текущих потребностей. Именно это доказывал Павлу Леонид Голенищев.

- Понимаю, - говорил он ему, - что ты живешь прошлым - и во всех отношениях причем. В искусстве пусть, это твое дело. Но в жизни - это уже и других касается. Твоя мать жалуется. Говорит, ты ко мне ревнуешь.

- Я ей не муж, чтобы ревновать.

- У тебя, мой милый, ярко выраженный эдипов комплекс, - так сказал Голенищев.

- Эдипов комплекс? Нет, у меня скорее орестов комплекс, - ответил на это Павел.

- Твой отец умер - это печально. Но жизнь твоей матери на этом остановиться не должна. Она еще молодая женщина. Ведь так?

- Так

- Признай, что счастлива она не была.

- Откуда мне знать.

- Поинтересуйся. Подумай не только о себе для разнообразия. Думаю, ей во всех отношениях - и физически, и душевно - лучше со мной.

- Так, может быть, вы в церкви обвенчаетесь, с колоколами? Станешь мне отцом, того гляди.

- Деньги на мороженое давать буду, - Голенищев смеялся. - Буду покладистый отец.

- У меня был отец. Одного достаточно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мой генерал
Мой генерал

Молодая московская профессорша Марина приезжает на отдых в санаторий на Волге. Она мечтает о приключении, может, детективном, на худой конец, романтическом. И получает все в первый же лень в одном флаконе. Ветер унес ее шляпу на пруд, и, вытаскивая ее, Марина увидела в воде утопленника. Милиция сочла это несчастным случаем. Но Марина уверена – это убийство. Она заметила одну странную деталь… Но вот с кем поделиться? Она рассказывает свою тайну Федору Тучкову, которого поначалу сочла кретином, а уже на следующий день он стал ее напарником. Назревает курортный роман, чему она изо всех профессорских сил сопротивляется. Но тут гибнет еще один отдыхающий, который что-то знал об утопленнике. Марине ничего не остается, как опять довериться Тучкову, тем более что выяснилось: он – профессионал…

Альберт Анатольевич Лиханов , Григорий Яковлевич Бакланов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Детективы / Детская литература / Проза для детей / Остросюжетные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза
Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное