Учебник рисования, том. 1

- Ну-ну, не будем преувеличивать. Ну, сколько мы убьем единиц мирного населения? Полагаю, не больше чем сто - сто пятьдесят единиц.

- Хорошо бы, - сказал Бердяефф, - а если больше?

- Ну, даже если тысячу единиц. Возьмем крайнюю цифру - полторы тысячи единиц. В масштабах исторической задачи - это крайне незначительные потери.

XXI

- Что же вы мне сделаете? - спросил с улыбкой Оскар. - Не забывайте, мой друг, мы здесь в цивилизованной стране. Вы не привыкли к правовому обществу, знаю, но тут, у нас, в нашем обществе, действуют законы. Помимо прочего - я уважаемый гражданин этого общества. Скажу больше: кровь, которая циркулирует по организму мира, - направляется мной. Разумно ли мне угрожать?

Оскар Штрассер посмотрел на Струева снисходительно.

- И даже не будь этого, - он оглядел Струева, - шансы у нас не равны.

- Опомнись, Семен, - вымолвил ошеломленный Гузкин. Он переводил реплики, смягчая интонацией смысл слов. От себя он добавил Струеву: опомнись.

Оскар был не только ухоженный мужчина, то есть обладал хорошим гардеробом, модной прической и отличными зубами, но он был еще и спортивным мужчиной. Помимо регулярных занятий в фитнес-клубе, он играл в поло и гольф, ходил на яхте и поднимался в горы. Стройная фигура, развернутые мечи, альпийский загар - Оскар скептически посмотрел на сутулого Струева, который курил сигарету за сигаретой. Зачем же, зачем он провоцирует его, панически подумал Гузкин и испугался за своего европейского друга. Он увидел в этот момент в Оскаре воплощенную западную цивилизацию - рыцаря, который готов сражаться по всем рыцарским правилам с человеком, не признающим никаких правил. Он даже представил себе их возможное столкновение.

- Не советую вам, - сказал Оскар, - даже пробовать. Последствия будут неприятными.

Атмосфера опасности, та особая атмосфера, которую Струев приносил с собой всюду, куда бы ни входил, сгустилась в комнате. Трудно было определить это чувство именно как опасность - просто как-то нехорошо делалось в присутствии Струева, как-то излишне нервно. Можно было принять это чувство за неустроенность, или тpeвoгy, или возбуждение; какая-то несомненно нездоровая атмосфера возникала там, где присутствовал этот человек. Так бывает, когда в дорогой ресторан с улицы входит клошар - и с ним вместе входят сырость, болезни и беда неизвестных посетителям ночных улиц. Иногда казалось, это ощущение Струев создает искусственно - тем, что вечно торопится и нигде не сидит долго. Или, может быть, так казалось оттого, что все знали, что у него нет никакого дома и ему не за кого переживать? Или тому было причиной знание о его прежних выходках - часто грубых и всегда неожиданных? Может быть, его нехорошая ухмылка, его неухоженный рот, кривые желтые зубы создавали это чувство? Особенно невежливым было демонстрировать этот ужасный рот дантисту; Струев усмехался, глядя на Оскара, и Гриша чувствовал, что атмосфера тревоги и опасности, которая исходила от Струева, опять стала в комнате такой плотной, что и дышать сделалось трудно. Ничего не произошло, разговор был неприятным - и только, но чувство беды словно разлилось по комнате. И аромат духов, все еще витавший в апартаментах Марэ, не помогал.

- И какие будут последствия? - спросил Струев, ощерясь.

- Я последовательный человек, - Оскар улыбнулся, едва раздвинув губы; сверкнул и погас его жемчужный рот, - и намеченное всегда довожу до конца. Многие пытались ссориться со мной. Но со мной ссориться нельзя.

Струев поднял на Оскара недобрые глаза, и Гузкин открыл рот, чтобы крикнуть, предупредить своего европейского друга, но опоздал. Струев протянул руку и двумя пальцами потрогал кадык дантиста. Струев ничего больше не сделал, потрогал горло Оскара и тут же убрал руку, но движение это привело Оскара в ужас. Возле каждого человека существует заповедная закрытая зона, которую нельзя нарушать, и то, как рука Струева легко разрушила эту зону вокруг него, напугало Оскара. Воздух беды и опасности, который сгустился в комнате и которого Оскар до сих пор не ощущал, проник ему в легкие. Он наконец почувствовал исходящую от Струева опасность и вдохнул эту опасность полной грудью. Струев смотрел на дантиста и, по обыкновению, щерился. Оскар вдруг понял то, что знали все друзья Струева: он понял, что Струеву все равно, что сделать в следующий момент: захочет убить - и убьет. Дантист почувствовал, что между ним и смертью не осталось ничего, кроме этого беспощадного лица, этого отвратительного рта с кривыми желтыми зубами.

- Вот видите, - сказал Струев, - шансы здесь ни при чем. Будет всегда так, как хочу я.

Оскар молчал. Говорить он не мог.

- Понятно? Переведи зубному врачу, - сказал Струев Грише Гузкину, переведи ему подробно. Будет всегда так, как я хочу. А если зубной врач меня обманет, я его задушу. Переведи, - сказал Струев, - или я тебя ударю.

Гриша перевел, и дантист кивнул. Гриша и Оскар не в силах были смотреть друг на друга, каждый глядел в сторону.